МАКС ЖАКОБ

СТИХИ


Шапка

Полет на яблоню красивых голубей.
Влет их охотник бьет - и нету голубей.
Налет воришек - яблок тоже нет.
Осталась, разве, шапочка пьянчуги,
висит, болтаясь на суку.
Занятья лучше нет, чем ими торговать
(я говорю о шапках для пьянчужек).
Они и тут, и там, везде: во рвах,
в лугах и на деревьях.
А новую всегда найдешь у Керморека,
торговца из Ланьона.
Его помощник лучший - ветерок.
Я - маленький закройщик, я бы смог
заняться, как и он, продажей шапок,
а помогать мне будет сидр.
Когда я сделаюсь богат, как Керморек,
куплю я целый яблоневый сад,
а с ним и голубятню;
когда же попаду в Бордо, напьюсь вина
и выйду с головой, открытой солнцу.

Дождь

Месье Юзуф забыл свой зонт
Месье Юзуф посеял зонт
А у мадам Юзуф стянули зонт
Мне в глаза попало острие венчающее зонт
Я кажется вчера забыл свой зонт
А не у вас ли я забыл свой зонт?
Купить мне надо б зонт
Мне собственно совсем не нужен зонт
Я вскину капюшон лишь потемнеет горизонт
Месье Юзуф удачи большей нет чем потерять свой зонт

Слепая дама

Глаза кровавые и сдержанная речь
От бед своих она стремится уберечь

Прическа у слепой бурлит подобно пене
И в брошах и серьгах лишь рыжие каменья

У дамы вместо глаз кровавые провалы
А в письмах и поля и между строк пробелы

Заботится она о каждой складке платья
Какое ей еще себе найти занятье

Не стоит говорить о подлом ее зяте
И пара слов о нем здесь прозвучит некстати

Подонок часто пьет с ослепшей дамой вместе
Она хихикает потом горланит песни

Быть может...

Жоржу Орику

Быть может, странное виденье
Узрели вы в вечерней мгле,
Приняв за ангела явленье
Свой светлый образ на стекле.

Она уходит, Леонора,
И, распустив кудель волос,
Скрывает ими у Авроры
Предмет моих сладчайших грез.

Проститесь с мужем и делами,
Всем мороком дневных забот.
Плещу я робкими крылами
И призываю вас в полет.

Богиня лжи, задев перстами,
Презреньем наградила вас,
Но сходным с дерзкими мечтами,
Чем бредит юный свинопас.

Любовь ближнего

Вам никогда не случалось наблюдать, как жаба переходит дорогу? Кажется, словно малюсенький человечек, с детскую куклу, не больше, ползет на коленях. Вроде бы, эта коленопреклоненность должна его смущать. Но с какой стати? Он попросту - ревматик, ноги отстают, вот и приходится постоянно их подтягивать. И куда он путь держит? Куда - неведомо, известно откуда: конечно же, из клоаки. Вот бедняжка, шут гороховый. Прохожие - ноль внимания на жабу, как прежде и на меня. А теперь ребятишки глумятся над моей желтой звездой. Счастливица ты, жаба. Тебе не надо носить желтую звезду.

Библиофил

Книжные переплеты это - позолоченные клетки, где томятся и тысячецветные какаду, и корабли с парусами из почтовых марок, и султаны, украсившие тюрбаны перьями райских птиц, дабы щегольнуть богатством. Книга держит в заточении и обнищавших героинь, и насквозь прокопченные пароходы, и несчастных серых воробьишек. Автор выглядывает, словно узник, из-за высоченной белой тюремной стены (намекаю на крахмальную грудь его сорочки).

Маленькая поэма

Вспоминаю свою детскую. На муслиновых оконных гардинах, испещренных белым басоном, я силился высмотреть весь алфавит. Стоило углядеть букву, как она тут же представлялась мне картинкой. Н - сидящий человечек, В - арочный мост. Еще, помню, там стояли сундуки. Вспоминаю и цветы, чуть намеченные на древесине. Но больше всего меня влекла пара спрятавшихся за гардиной пилястров, увенчанных закруглением. Эти шары представлялись мне головками марионеток, в которые, правда, не поиграешь.

В гомоне толпы

Из-под аркад появились два незнакомца, сразу видно, что нездешние. Кругом шепоток: "Парижская полиция". Но для парижан они простовато одеты, а для полицейских все же чуть менее злобные. Но взгляд их будто бросал вызов любой радости. На утро после венчания мы с Жаком гуляли рука об руку. Воскресенье, толпы прогуливающихся, среди которых наверняка и ученые. И все же, стоило брызнуть на незнакомцев святой водой, как те тут же пропали. Только пламя вырвалось из брусчатки на том месте, где они только что стояли.

Перевод Александра Давыдова