Игорь Алексеев

KS-52 (СПб)

---

 

В общем-то случайно оказавшись на так давно в городе Саратове, я был поражен своеобразием открывшегося мне культурного пейзажа. Все тамошние бизнесмены оказались поэтами. Ну, пускай не все, - может быть что-то и преувеличилось в сумбуре двух суток, наполненных поэзией до переизбытка. Допускаю, что даже и не большая, но, конечно, лучшая их часть. То, что московским интеллигентам рисовалось лишь отдаленной перспективой, скорее утопией – предпринимательство облагороженное высоким духом художественного творчества, оказалось, уже существует в приволжском городе. Правда, мой вопрос, смягчила ли поэзия нравы в саратовском бизнесе, поэты-предприниматели оставили без определенного ответа. Ниже публикуется цикл стихотворений возможно наиболее яркого представителя саратовского культурного ренессанса, навеянный автору его поездкой в Ст. – Петербург.

Александр Давыдов

Эпизод первый

Летя по жизненному склону,
Устав от внешних передряг,
Мы тихо пили свой коньяк,
Покачиваясь в такт вагону.
Она сидела слева, сбоку.
Манерно пробуя питье.
Он весело, легко, жестоко
Вприщур разглядывал ее.
Прическу, носик, губы, сиськи,
А дальше был обрез стола.
А нам как раз видна была
Та часть, которой по-российски
Быть благозвучной не дано.
Бежало вдоль леска окно.
Мы пили, трескали сосиски.
И исходили на говно.

Эпизод второй

Как пьяный офицер – вперед погоном,
Я вывалился в Питер с вещмешком.
Накачанный буфетным коньяком,
Пропахший мерзким запахом вагонным.
Я буркнул: здравствуй Питер, старый хер.
Я был не прав. Мне отомстил за это
Коричнево–кровавый интерьер
Гостиницы на улице поэта.

Эпизод третий

Говорю не чепуху я
Плещется бокал в руке.
Мирослав, какого х…
Ты играешь в кабаке?
Мирослав, тебе за сорок,
И нехилый ты артист.
Что за идиотский морок
Ублажать заезжих глист?
Ты прими совет мой братов.
Брось столицу навсегда.
Поезжай-ка к нам в Саратов.
Будешь первая звезда!

Эпизод четвертый

Здесь голову пробьют
за местную отчизну.
Здесь в баре подают
поэта на десерт,
Дешевизну любви,
еды дороговизну,
И множество других
полустоличных черт.
Мой взгляд скользящий был
сканирующе четок.
Я нервничал. Я не-
уверенно острил.
Во всем сквозила смерть.
В пластмассовости теток.
В недвижности воды.
В осклизлости перил.
И в разговоре с па-
раноидной нимфеткой.
В неискренности лиц.
И в желтизне огней.
А улицы с прямой
кладбищенской разметкой
Приветствовали смерть.
Я следовал за ней.
Или она за мной.
Я действовал с оглядкой.
Я пьянствовал, читал
стихи наперечет.
Во всем сквозила смерть.
С ее последней хваткой
Не мог соперничать
нехитрый мой расчет.
Но ловок был мой ход.
И прост, как пряник тульский.
Я двинул в небеса.
Лови меня, лови!
А позже мне сказал
мой друг, поэт Сокульский*:
Ты вспомни, Петербург
построен на крови.

Эпизод пятый

Площадь «Искусств».
Заморочки осенние.
Ты появляешься
из переулочка.
Ты на меня не обидишься,
Ксения.
Шизофреничка -
ведь это не дурочка.
Не проститутка.
Не тварь.
Не животное.
Ты весела,
как мальчишка на велике.
Сердце поэтское,
пьяное,
потное
невыразительно
бьется в истерике.
Тело мое тяжело,
лысотеменно
в такт стихотворчеству
мерно
качается.
Я виноват бесконечно, безвременно
В том, что кому-то придется отчаяться.
В том, что кому-то придется повеситься.
В том, что кому-то придется прославиться.
Все образуется.
Все перебесится.
Перебожится.
Перепечалится.

Эпизод шестой

И бесконечен день.
И ночь неисчислима.
Молчанию свечи
равновелика тень.
И, кажется – не ты.
И кажется, что мимо.
Но краток человек.
И бесконечен день.
Не приведи Господь
прибегнуть к суесловью,
в то время как твой брат
cвою сжигает плоть.
Он выпил ацетон.
Он истекает кровью.
Такую смерть принять
не приведи Господь.
О, русский суицид,
бесхитростный и грязный!
Домашний инвентарь.
Садовый пестицид.
Кричит, кипит твой рот
окровавлЕнной язвой,
О, русский человек.
О, русский суицид!
Безумное дитя,
порезавшее руку,
Испытывает боль,
слезами шелестя.
Не знает ничего
про вечную разлуку
глотающее огнь
безумное дитя.