Хорохористая Хора
Попытка введения
или кое-что об эротическом единстве языка, совместности и смеха.
Если мы спросим об эротическом: «Что оно есть?», то возможны три уровня ответа на этот вопрос.
Сначала, вопрос будит ожидание, что речь пойдет о различных концепциях эротического желания. Потом он приводит нас к той речи, в которой эротическое удерживается. И, наконец, вопрос вынуждает нас к тому, чтобы весь разговор об эротическом желании сделать предметом обсуждения. Только с последним уровнем ответа на вопрос об эротическом, мы достигаем философского уровня рассмотрения этой темы. Для нас, заговорить с философским размахом, значит, заговорить о пределах разговора об эротическом.
Эротическое желание может быть истолковано различным образом.
Но если толковать эротическое очень широко, то эротическое - это готовность к совместности, влечение к ней, ради нее самой. Оно предоставляет в наше распоряжение то, что может быть получено только совместно и делает нас совместными.
Подобное толкование вполне традиционно для философии Эроса. Опираясь на это толкование, как на фон сопоставления, мы можем представить особенности своей позиции в отношении к эротическому.
А наша позиция в отношении эротического такова: а) эротическое понимается только через совместность; б) эротическое - это смех, да и только!
Мы рассматриваем эротическое через совместность. В частности, совместность можно понять «минималистским образом» как двойственность, т.е. как тягу мужчины к женщине или мужчину к мужчине и т.д., идей к материи и тому подобных «дуэтов».
Диалектичность и эротизм оказываются как соразмерными, так и одно-порядковыми. Всякий эротизм диалектичен.
Такой подход вызван к жизни тем представлением о множественности, которое реализовано в западной философии, опирающейся на ресурсы национальных языков этого региона, для которых множественность вводится однозначно с цифрой два. А в русском языке такой однозначности в понимании множественности нет. (Имеется в виду наличие в русском языке так называемого «второго множественного числа» - подробнее об этом можно прочитать в эссе «О табурете», которое ждет своей публикации.)
Именно неоднозначная множественность в русском языке дает возможность понимания совместности не только, и не столько по образу и подобию «двойки» (т.е. того, что следует сразу за единицей, если говорить о целых числах), а более многообразно (и потому не столь однозначно и не так односторонне), что и демонстрируется в анонсических текстах.
Нельзя сказать, что анонсические тексты совсем не содержат какое-либо концептуальное построение эротического, но и утверждать обратное мы так же не будем.
Возможно, что все наши соображения можно счесть крайне противоречивыми, так сказать невозможной "логикой чайника". Но такая оценка поверхностна, так как противоречивость анонсизма вряд ли является логической.
Во-первых, "от противоречий еще никто не умирал", а во-вторых, главное для нас не в том, что противоречия имеют место, а в том, каково именно это место. И когда концептуальные противоречия не устраняются и не вызывают окончательного разрыва, то мы оказываемся отброшенными в это место совместно. Почему же совместность есть, получается или почему она совместна?
Ответ на этот вопрос - в текстах анонсизма. Для всех концептуальных противоречий, в том числе и для всех противоречий анонсизма всегда найдется хотя бы одно место их встречи - место, где они не снимаются, и где не исключается их совместность. Это одно место – место смеха ради, т.к. оно хоть и одно, но однозначно не локализуемо. Место это принципиально не однозначно и несет с собой «и смех и грех», которые всегда не пределе, т.е. избыточны, чрезмерны. Здесь совместность реализуется только «смеха ради». Именно смех – это то, что в последнем счете не дает совместности распасться. И получается так что, в конце концов "совместность разделяется" беспричинно, праздно, а главное со смехом (и только смеха ради).
Мы представляем анонсические тексты как тексты сугубо эротические, хотя бы потому, что в них и готовность к совместности, и желание совместности, всегда выставляются впереди всех текстовых содержаний. Наивность и глуповатость этих текстов не оказываются противостоянием изощренности и уму. Они исходно совместны.
Мы обращаем ваше внимание на одну черту анонсических текстов – они не столько сделаны совместно (хотя они и сделаны совместно), а что они несут в себе совместность, как свое единственное содержание и способ развертывания. И это происходит хотя бы потому, что готовность к совместности и желание ее проявляются в наших текстах чрезмерно. В текстах готовность к совместности кажется по истине "пионерской", так как это готовность ко всему и на все, а, соответственно, желание совместности так же кажется чрезмерным, так как оно, с философским размахом, определяет "все". Значит, те тексты, которые мы пометили как тексты об эротическом, не столько содержат в себе какую-либо концепцию эротического, сколько манифестируют само эротическое желание. Наша надежда на увеличение разнообразия в философских разговорах об эротическом, базируется не на идее восполнения (еще один разговор об этом самом), а, именно, на манифестации эротического. АНОНСЕНС и эротическое желание – это в сущности одно и тоже.
Анонсические тексты - это не рассказ об эротическом в культуре и не вариант концептуализации эротического в философии. Анонсические тексты - это смешная манифестация эротического в русском языке, становящаяся из-за смеха действенной. Эта манифестация неизменно протекает в одном месте, там, где нет концептуальных противоречий, но где имеется неустранимая «кучность».
Мы рассчитываем на то, что именно из этого и будет исходить читатель анонсических текстов, как самого важного для их понимания. Думаем, что игнорирование такой установки на чтение приведет и к игнорированию разговора об эротическом желании вообще.
P. S.
Это послепредисловие вызвано к жизни тем неизменным непониманием, которое обычно сопровождает каждую анонсическую публикацию. Поскольку мы боремся со смехом (во всех смыслах), то, прежде всего, эта борьба направлена и на нас самих. Мы смеемся над собой. Поэтому, смеяться над нами в тех же формах, в которых мы сами смеемся над собой, для читателей легче легкого.
Но когда смех направлен во все стороны (в том числе и на себя), он перестает быть насмешкой. Одна из наших главных задач – это демонстрация смеха самого по себе. И когда говорят, что мы смеемся за читателя и вперед читателя, мы не видим здесь никакого греха истребления Другого. Скорее наоборот, мы, представив содержания философии в смехе, даже слишком жаждем реакции от Другого, чтобы вместе посмеяться, вместе быть (а это и есть совместность, единичность соприсутствия мыслящих, философия). И когда мы живем вместе со смехом, то даже фразы «Ты чо? - Да ничо!», в нашем языке, не только (и не столько) напоминают деревенский идиотизм или сексуальную инфантильность, а скорее, особую изощренную искренность, приверженцами которой как раз и являются анонсисты (см. об этом «Дванонсенс» // Социум. № 7 (19). 1992). Чтобы сквозь волны непонимания хоть изредка выглядывал на поверхность АНОНСЕНС, мы и написали это предисловие. Мы надеемся, что линия непродуктивной тавтологии анонсистов: «Эрос – Совместность - Язык – Смех» все же не утонет в волнах не понимания. «Такое не тонет» - скажут читатели и будут правы.
НАЧАЛО И КОНЕЦ
Конец – это обобществленное начало.
Промежность — это в конец опустившаяся подмышка.
МЕЖДУ ПРОЧИМ
ЛЕТОПИСЬКИ
1990 год. Сидят. Пьют чай. И пытаются стать гениями. Но не все. Кое-кто пытается стать еще и мудрым. А кто-то уже стал кандидатом.
Люди, когда становятся людьми, организуются так, что они фактически отличаются от природы, без сознания, самим укладом жизни. Этот уклад, те, кто пытаются стать мудрыми, называют бытовым, а те, кто пытаются стать гениями, называют все это чепухой и ерундой и пытаются стать первыми ерундологами или чепуховедами.
Ведь именно бытовыми шагами, идущими впереди смысла и сознания, люди фактически становятся людьми. Сознательное, бессознательное, самосознание - это все уже потом, после.
Но человек быстро устал быть человеком, ему хочется разнообразия. И человек стал отрекаться от себя и жить распадом человеческого. Этот распад, те, кто пытается стать мудрыми, называют культурой. А те, кто пытается стать гением, называют и это чепухой. И еще говорят, что это очень скучно.
А истина смехотворна и это ли не смешно!
А вот те, кто уже стал кандидатом говорят, что это все еще и не публикабельно, а персонажи, которые говорят - малоинтересны.
Человек отказывается от самого себя, используя культуру, а в том числе и философию. Во многом философия возникла как вариант отказа человека от человеческого. Природа человека отлична не только от естественной природы, но от искусственной природы, т.е. культуры.
Но так говорят те, кто хотят стать мудрыми. А те, кто хочет стать гениями, говорят, что и это звучит плохо, при молчаливом согласии тех, кто уже стал кандидатами.
Философы с самого начала видели в себе не себя, а иное, голос богов, истины, природы, общества. Они отказались от себя, считая, что быт и философия - это вещи разные.
Одно дело я существую по мнению, другое дело, я существую по истине. Такое различение уже знак утраты человеком своей природы, дезориентировка. Философия выступает
в роли арбитра, который отличает подлинное от мнимого, истинное от ложного. Философия - знак катастрофы. Сознание сути человека - это и оказалось началом конца человека. Человек узнал себя как человека и тем самым, отошел от себя в сторону, уклонился от своей человечности. Теперь он - культурный. Рожденный вторым рождением человек - это уже не человек, а его культурная имитация. Бытовой человек, человек по своей природе, существующий до смысла и сознания, был замещен своей тенью - человеком как социальным (политическим) и культурным (символическим) существом, с только ему соответствующем бессознательным строем желаний и различений.
Что вызывает гомерический гогот тех, кто пытается стать гениями, при молчаливом согласии тех, кто уже стал кандидатами, начинающих уже позевывать, которые впрочем, додумались до того, что первый абзац можно убрать и тогда все будет хорошо. Что вызывает жиденький смешок у тех, кто пытается стать гениями при гомерическом согласии тех, кто пытается стать мудрыми.
Но тут те, кто пытается стать гениями, говорят, что такой текстик наскучит читателю через две страницы, а может и раньше, на что те, кто пытается стать мудрыми, говорят, что надо убрать глупые ремарки тех, кто пытается стать гениями и тогда - все будет хорошо, что вызывает гомерический хохот даже у тех, кто стал кандидатами.
Философский образ жизни с самого начала необычен. Он изначально противопоставил себя бытовым порядкам и более того, он был направлен на разрушение этих порядков. Быт и философия разошлись. С этим уже все давно смирились.
Все, но только не те, которые пытаются стать мудрыми гениями, и которые, не пытаясь стать кандидатами, сразу же метят в доктора. Это АНОНСЕНС. Истоки такого поворота живут в самой философии.
Еще киники говорили, что философствовать надо до тех пор…
…пока не поймешь, что ты дурак, говорят те, кто пытается стать гениями. При молчаливой усмешке уже ставших кандидатами.
Именно киники стремились не разводить быт и философию, настаивая, что автономия мудреца существует не только относительно природы, но и относительно культуры. Они хотели вывести философию за рамки культурной деятельности. Так говорят те, которые пытаются стать мудрыми. Но их отрешенность от искусственной природы искусственная. Поют на два тона выше. Старая песня - быстрее, выше, сильнее. Мы это уже проходили. Мы будем прыгать в ширину - говорят те, кто пытается стать гениями, зная, что дальше греков не прыгнешь, но ведь широка страна моя родная…
Сейчас нет для нас никакого естественного и искусственного - говорят те, которые пытаются стать мудрыми, игнорируя усмешки тех, кто пытается гениями, прыгая в сторону. И уже не ясно, а где здесь философия, а где здесь быт, а где просто так - чай пьют. Как хочешь, так и назови - сплошной АНОНСЕНС.
ЛЕТОПИСЬКИ 2
О чем вообще речь? Спрашивают здесь те, кто пытается стать мудрыми. Они умные. А какая разница? Так говорят те, кто пытается стать гениями, вопреки всем и всему, даже вам и собственной глупости.
Сказал, подпиши и поставь дату. Сам. Так говорят только ставшие уже кандидатами. Достойный нас жанр - календарь.
Но умными будете лишь для себя, а не для других. А календарь для гениев можно отменить.
Умные хотят мыслей. А мысли уже закончились, нет более фантазии у человечества, все лишь цитаты цитат. А мыслей все еще хочется. Вот только тогда и возникает АНОНСЕНС.
Но возникает он каким -то другим способом, нежели ранее. Мысли приходят не в голову, а в другое место. Собирается все то, что было до мыслей и все то, что осталось после мыслей. Что-то же останется после человечества!
Нет ничего ценнее безмыслия! А вы разбрасываетесь! И вот, мысль вроде есть, а может ее нет. Ведь она пустая. И сказать уже совсем нечего, или точнее, почти нечего, так – кое-что… Так есть ли в таком случае мысль? Или нет?
Так мы говорим. Говорим пропуском в мысли, пробелом, пустотой. Так думают умные. И я, да и не только я. И вот это тоже АНОНСЕНС.
Но все это старая песня. Так говорят те, кто пытается стать гениями. И мы сами знаем, с чьего она голоса и под чью музыку. И поэтому, давайте делать то, что мы делаем и не делать при этом вид, что мы делаем что-то другое. Лучше мы будем делать вид, что мы ничего не делаем, а сами все-таки сделаем то, что деланием никто не считает.
Короче, споемте друзья…
Попробуйте мыслить так плоско, чтобы мысль исчезла. Тоньше, еще тоньше, еще, еще…– глядь, а мысли-то и нет, совсем нет. Вроде была и вот исчезла, исчезла совсем.
И только тогда откроется вам, что вы есть и какой вы.
А мысли бывает разные и все они скрывают от вас, что вы есть самый, самый, самый….
Отказ от мысли, перебор таких отказов - нуление. Мы ведь ничего не делаем, ничего не говорим, но выполняем все это с бесконечным разнообразием. И это тоже АНОНСЕНС.
Но так говорит только Кролик. Он все знает. У-м-н-ы-й! Но по-русски, умный - тоже, что и дурак. От дурака и слышу.
Нужно ли запускать машину различений, а значит, умствований там, где созерцаешь себя. Какой я сам? Но если себя нам не надо, что в этом интересного. Мы ведь себя хорошо знаем. Знаем мы, что в человеке! Тогда, приятней видеть в себе не себя, а что-то иное. Но это видится лишь в поле различенности. Это сильно умно!
Лишь избавившись от ума, от страсти мыслить и говорить, больше чем это нужно для простого выживания в мире, можно прорваться за пределы сознательного, бессознательного, смысла и желания.
Такова задача АНОНСЕНСа.
Кому это нужно? Это нужно, нужно, нужно… Тому, кто жив, точнее, не жив, ни мертв. У него нет сознания, а самосознание, оно есть. И тогда “пыльным мешком по голове стукнутый” - философ. Он же дурачок. Иванушка. Но это никому не нужно. Это ненужно, ненужно, ненужно….
В это-то все и дело!
А дело ли?
Мы изживаем в себе привычку мыслить. Мы дурачки, но юродивые. И не знаем, нужно ли публично показывать эти летописьки другим и вообще - умным?
Хотя сова Минервы
вылетает в полночь, но
из глубокого колодца
звёзды видно даже днём.
Леф Худой
Каламбурчик 531/2
МУЗЫКА ТЕКСТА
(слова народные)
Музыку не понимают, но слушают и поют, поют и наслаждаются. И наслаждаясь радуются и смеются, придавая, тем самым, ей (музыке) новое звучание, новую аранжировку. А кто же поёт музыку Текста? Тело Текста. Обнажим же его...
Тело Текста это непрерывный поток Те(к)ста, чьё течение никто и ничто не прерывает, потому что его прячут от других, от чужого взора, тело Текста как позор, как Белый Лист. Музыка Текста как обнажаемое тело Текста или Текст для себя самого. Слова Текста – это Текст для других или, по-другому, для дураков (для тех, кто не слышит Музыки), а для себя самого наш дурак (Иванушка, что ли?) приберёг, припрятал самое заветное – Музыку. («Слышишь, товарищ, заря занялася, бросай своё дело» ... давай, раздевайся. Ну ты, блин, даёшь!)
Философ-анонсист – это стриптизёр, саморазоблачитель, и когда он доходит до ручки, он поёт, поёт как поют только в джазе, когда слова не означают, а звучат... может быть, даже красиво... но это, всё еще Слова. Слова Текста – это несносная одежда, которая разделяет и властвует: этот – солдат, а тот – генерал. «Почувствуйте разницу!»
А ведь король-то голый! Ха..ха..ха… И как это не смешно, а Истина смехотворна. В конце концов, это смешно уже само по себе. Нет ничего, есть только это и это ничего!
И если это не по-существу, то почему? Ведь Это То Самое!
Почему? Да потому... по какому – такому «тому»? По Тому Самому.
Самое Самое Самое. Само Е, Само Я.
Я из Мы, Мы из Я, Я из Я-Мы, Мы из Я-Мы, ы из Мы,
А Я и А и Я
ыыЫ!
Ь
М Н О Г О Т О Ч И Е, ( смех, да и только ли...)
Смех приоткрывает Само, «...что само по себе и не ново...»
Чувствуешь падла, чем дело пахнет?
Чувствуешь, падла, чем тело пахнет?
...потом, потом, ну потом же!
Не-ет, ближе к делу!
Ну, на самом же деле, нельзя ведь так! – может сказать наш Вдумчивый Читатель, -- все слова, слова, а что за ними, что значат на самом деле, все эти: «потом, потом», «В конце концов, это смешно уже само по себе», и т.д. и т.п., – и так почти без конца, но, в конце концов, должен же быть хоть «какой-то Смысл», должно же быть, хоть что-то понятно, а чтобы было понятно, мыслить нужно строго. А ходить надо строем, – добавим мы.
А как мыслить строго, там – где, в конце концов, пройти всем нам можно только лишь нестройно, там – где пройти можно лишь только кое-как?
И в этом-то самом «конце концов», можно ли понять: Вы ещё что-нибудь сами понимаете или уже нет, где граница между полниманием и пониманием? Вы, наш Вдумчивый Читатель, это сами-то понимаете? Уже да или ещё нет? «Почувствуете разницу!»
Понять можно лишь Другого, и понять себя, можно лишь, поняв себя как Другого, себя же как Себя Самого, можно лишь почувствовать.. Вы наш..., – да нет, впрочем хватит. Если не поняли, оставайтесь самим собой...
Один Из Вас
P.S. Cлов нет, Хорошо!
что за оказия, создатель,
назвать тебя своим отцом…
УЗЫ
1. Насмешка – дочь Смеха и Власти.
2. Фалос – младший брат Хвоста, а Пальцы его внуки.
3. После смерти Смеха Истина живет с Трудом.
4. Коё – дедушка ё-моё!
5. Коё – Началу отчим и отец Концу концов.
6. Хотя Само с Коё и братья близнецы, но кое-кто из них родился все же раньше, пускай и на самую малость.
7. Само – Всему отец родной.
8. Коё – Всему сосед по лестничной площадке, их двери рядом – Коё левее.
9. Ты – отчим Я и старший брат Другому.
10. Сущность была невесткой Идеи, также как Подоплеке свекровью Оказия станет.
11. Подоплека и Сущность – двоюродные сестры.
О СОЦИОЛИЗМЕ
(через одно место)
Исходной формой неравенства является неравенство мужчины и женщины. Коммунисты пытаются достичь всеобщего равенства и освободить человека от эксплуатации. Но при этом право рожать детей по-прежнему принадлежит исключительно женщинам. АНОНСНЕС в своей предвыборной платформе заявляет следующее:
Следуя установке, согласно которой даже зубы рвутся через одно место, анонсисты требуют – таким же образом нужно рожать детей. Достигнув этого, русская нация догонит и перегонит Америку не только в экономической и политической сфере, но и в борьбе за права человека.
Хорохористая ХОРА
Г-н главный Хормейстер!
Если по-хорошему, то только в хороводе в дали от хором
хора и может хорохориться.
Хорист Хорал
от имени и по поручению
созданного Вами хора
АНОНСЕНС. Москва. 2002
КОМЕНТАТАРИИ
Василий Кузнецов
к.ф.н.,
доцент философского
факультета МГУ
Эротическое место философии
Изначально понимавшаяся как любовь к мудрости, философия школьно-привычно трактуется так и до сих пор, хотя с не меньшим успехом это греческое слово можно было бы прочесть как мудрость любви – софиа о филосе (по аналогии, например, с географией, которая ведь представляет собой графо о геосе, описание Земли). Обретая академический лоск и университетскую солидность, философия все дальше отходила от эротических и сексуальных практик, с которыми была непосредственно связана в античной Греции – достаточно вспомнить хотя бы Сократа, о котором современники с неприкрытой завистью говорили, что ему удается все время собирать вокруг себя самых красивых мальчиков. Позднейшие философы то ли перестали ставить перед собой такую цель, то ли потеряли способность непосредственно привлекать своей мыслью… Философские проблемы стали восприниматься как совершенно абстрактные и отвлеченные от жизни, а философские концепции перестали волновать постепенно даже идеологов и политиков, которые раньше по инерции видели в мыслителях подрывателей основ и покусителей на устои.
Сегодня, пожалуй, только эротическая проблематика возрождает напряженность в философских изысканиях. Не менее бурные дискуссии вокруг так называемого постмодернизма имеют своим гипотетическим (эпи)центром в плоскости философии разве что противостояние ценностей классической прямолинейности и неклассической изощренности – хотя и непримиримое, но не предполагающее страстного трепета. Эрос непременно замешан на фундаментальном различении и разведении двух полюсов секса/пола, причем острота оппозиции вовсе не снижается при их расслаивании или попытках введения промежуточных положений. Прикосновение к соответствующей предметности и/или проблематике вызывает неизбежное стимулирование и/или раздражение, свидетельствующее о высочайшей чувствительности этих зон. Характерно, что вызываемые эффекты могут быть чуть ли не бесконечно разнообразными – начиная с морально-нравственной паники и кончая эмоциональной притягательностью, начиная с ужаса и заканчивая… смехом.
Кстати, о смехе. Анонсенс провозглашает смех чуть ли не главным своим знаменем и – надо отдать ему должное – хотя совершенно очевидно, что этот сюжет не является его эксклюзивным изобретением, но смешно выглядит только здесь. Смеха ради можно заниматься чем угодно – даже смехом, даже эросом или гендером. Разумеется, сам смех, как известно, традиционно был связан с телесным низом, включающим и сексуальные проявления… С другой стороны, поднять на смех – значит всегда осуществить переключение или даже отключение собственно эротического. Смешной эротизм Анонсенса неслабый, но и не сильный – сексуальность тут какая-то инфантильная, как в Винни-Пухе. Хотя появляются и как бы новые и типа радикальные сюжеты – например, Хвост или Труд. Конечно, немецкий сленг «хвостом» (Schwanz) называет «половой член», а у Пелевина можно найти выражение «труд твоей матери» («День бульдозериста»), но ведь анонсистов нельзя даже заподозрить в знании иноязычного сленга или чтении небезызвестного писателя, поскольку мысль о существовании подобных вещей им потенциально не способна прийти в голову.
Естественно, эротическая проблематика для Анонсенса сугубо периферийна – как, впрочем, и любая другая. Совершенно неважно, что делать – главное, чтобы через одно место. Рискованно резкие движения на узком поле вокруг скользких вопросов вполне симптоматичны для анонсистов. И все их заходы поэтому подчеркнуто косые, кривые, левые. Но делается все не просто так, точнее, делается как раз все именно просто так, хотя и в надежде, что это просто окажется непростым или сможет быть понято как непростое, то есть из этого простого само собой вылезет нечто эдакое – стратегия эротического флирта: а вдруг что-нибудь и получится – причем лучше всего, если спонтанное будет сочтено задуманным и наоборот.
А может быть, все это и не так (по крайней мере, по поводу Анонсенса – от него никогда неизвестно, чего ждать).
Вадим Руднев
док. филолог. наук
Идиотизм и шизотипия
как необходимые условия
всякой эротической феноменологической редукции
Более чем известно, что все философы – сумасшедшие. У Руссо была мания преследования, Кант никогда не спал с женщинами (разве это не дикость?!), Витгенштейн всю жизнь прожил в противогазе, а у Деррида на жопе растут мухоморы.
Философия анонсизма представляет собой достаточно редкий случай коморбидного психического заболевания, то есть, говоря языком не искушенных в психиатрии людей, такого положения вещей, когда у одного субъекта имеют место одновременно два или более психических расстройства.
В данном случае мы имеем, с одной стороны, феномен органической психопатии или, проще говоря, «конституциональной глупости» (термин П. Б. Ганнушкина).
Современный психиатр вот что пишет об органиках: «Органическая душевная огрубленность в психопатических случаях сказывается в грубоватой возбудимости-взрывчатости, слабой способности сдерживать свои примитивные желания-порывы (бестормозность). Эта неуравновешенность не менее тяжела оттого, что порою такой инертный человек долго раскачивается: уж, раскачавшись, нескоро успокоится» [М. Е. Бурно. О характерах людей М., 1996].
В сущности, в этом смысле ананосисты – просто дураки, идиоты, играющие в самих себя, как в одноименном фильме фон Триера. (Идиотическая эротика -взаимное пускание слюней). Такие милые и симпатичные деревенские русские идиоты. “Два русские мужика”, как сказал Гоголь, рассуждающие, доедет ли бричка до Казани или не доедет.
Но, с другой стороны, анонсисты – шизофреники. Но без острой психотики. Без бредово-галлюцинаторного комплекса, с мягким схизисом, медленно протекающим процессом и достаточно слабо выраженным дефектом. Мягкие, вялотекущие, неврозоподобные, латентные, малопрогредиентные, амбулаторные. В общем, люди, как сейчас модно говорить, страдающие шизотипическим расстройством личности.
Поэтому у них перевешивает то одно, то другое – то идиотизм, милый такой, непосредственный, деревенский, то шиза - подлая, коварная, агрессивная.
Я вообще сам терпеть не могу философии. Всех этих Аристотелей, Гегелей и Фом Аквинских. Это, конечно, гадость страшная. Давайте побудем шизотипическими идиотами. Они назойливы, как мухи, все равно не отлипнут. Кто-то из них изрек, что секса не существует. Чепуха. Они сами своим поведением доказывают как раз противоположное – все время спариваются, спариваются, спариваются прямо у тебя на глазах.
Идиотов становится все больше и больше, они активно соединяют быт и философию. Совсем как Розанов. Они не прочь повыть из бочки, подобно Диогену Кинику. Но когда замерзнут, то гуськом бегут домой в теплую квартиру пить чай.
Они жаждут Человека, которого человечество, видите ли, потеряло в подлой культуре. Анонсисты в этом смысле – руссоисты. Назад к вещам! Рождественский такой гуссерль. Полная редукция. Полнейшая. Идиоты окрепли. Вот они смеются. Им приятно, когда их называют идиотами. О! Они назойливы. Прихлопнешь одного - уже лезут еще трое со своими идиотическими коморбидными шуточками. Жизнестроители, они пьют чай, хохочут и говорят глупости. Они экспансивны и очень довольны собой. Иногда, глядишь, нет-нет, да и получится у них сносный каламбур. Но он сразу изгваздывается органическим деревенско-незатейливым хихиканьем.
Такая вот картинка. Сидят парень и девка на завалинке, лузгают подсолнухи. Парень тычет девку в бок. Девка вяло говорит: “Ты чо?” Парень равнодушно: “Да ничо”. И оба глупо смеются, улыбка расплывается по их туповатым лосняшимся рожам. Вот это модель феномеонологической редукции и анонсистской эротики.
Благодушие – неотъемлемая черта анонсистов. Благодушие - это хорошее настроение без достаточных на то оснований. Например, подходит врач в психбольнице к алкоголику. Тот уже еле лежит на койке, сердце как тряпка, цирроз печени, еле шевелит языком. Врач его спрашивает: “Ну, как дела?” - “Отлично, доктор!”
Вообще людей вроде меня, который в своей жизни видывал виды (например, Ю. М. Лотман уж как любил поприкидываться идиотом!), меня всеми этими провокациями не проймешь. Но я представляю себе наивных людей, которые отнесутся к анонсистам как к кому-то вроде дзенских мудрецов. Сморозил глупость – и вдруг открылась Истина!
И хорошо, и пусть.
А я скажу в простоте душевной – плох тот Иванушка-дурачок, который не мечтает искупаться в чане с кипятком и не превратиться в принца. Тот не колобок, кто не ушел от бабушки и не залез лисе под юбку. А Винни Пух не Винни Пух без Заходера и Руднева.
Короче, я, ребята, за рационализм.
Россию, конечно, этим не спасешь. Вот Ленин был идиот – и спас Россию. Сталин был не идиот - и чуть не погубил Россию. Хрущев был идиот – и снова спас Россию. Брежнев был тоже полный идиот – и тоже почти спас Россию. Даже Горбачев – и тот спас Россию на свой лад.
А Путин не спасет России, потому что каждый вечер жена ему мажет прыщи на спине зеленкой.
Хотя на деле анонсисты, будучи истинными совками, вовсе не склонны спасать Россию. Вместо этого они бесконечно демонстрируют свою глупость и назойливость подобно Выставке Достижений Народного Хозяйства. Ведь по сути дела ВДНХ и была советской эксгибиционистической эротикой. “Промежность – это, (видите ли), в конец опустившаяся подмышка”. Какая гадость! Они это называют эротизмом. Тут уже не фон Триер, здесь запахло ранним Бунюэлем, у которого в фильме “Андалузский пес» подмышка героини поднимается ко рту.
Я бы сказал, что это эротизм на уровне детского сада, когда мальчики и девочки дружно показывают друг другу свои маленькие письки и при этом так же глупо и заразительно шутят. Их, конечно, наказывают за это воспитатели. Но обратите внимание, какая глубокомысленно-детская игра с языком. Какой свежий в своей нелепости и милый каламбур – “в конец (вконец) опустившаяся подмышка”.
Почему анонсистам так ненавистен секс? Почему эротизм у них принимает гротескно редуцированный характер идиотического подхихикивания?
Может быть, так все оно и есть на самом деле? И на самом деле не только женщины не существует (Лакан), но и самого секса? И
эротика на самом деле так глупа и отвратительна? А высокую любовь и всепоглощающую страсть выдумали писатели.
На приеме у психоаналитика
Разговор Анонсистов с директором Института психоанализа С. Зимовцом
(Фрагмент)
Москва. Институт психоанализа
28.11.02/13.30-15.00
З. Вы хотели услышать мое отношение к вашим текстам, к тому, как их можно интерпретировать, и в целом мое отношение к тому, что вы делаете... Но как мне кажется, когда вы хотите, что бы кто-то произнес суждение по поводу ваших материалов, - вы сами пытаетесь задать в этом суждении все то, что вы, тем не менее, отвергаете: аргументацию, основательность, систему специально выстроенных доказательств и т.д. И вы, как сдается, по духу своему маоисты. Ваш речитатив напоминает мне идеологию событий во Франции 1968 года, студенческие волнения, гошисты, маоисты, онанисты...
Но если вернуться к вашим текстам, то хочу сказать, что, на мой взгляд, в вашем маргинальном левачестве, в ваших задумках заложено наивное противоречие. Противоречие это носит деструктивный характер. Т.е. это противоречие не в гегелевском смысле, как то противоречие, которое является движущей силой, источником развития.
Противоречие в вашем случае имеет псевдошизофренический характер: это та разделенность, части которой никогда не сойдутся, и при своем соединении аннигилируют. Это непродуктивное противоречие, которое внутренне деструктурирует, дезавуирует вашу виртуальную позицию до такой степени, что она становится фантазматической.
Я поясню. Суть в том, что вы бессознательно придерживаетесь некоторой иллюзии, некоторого фантазма. Вы придерживаетесь этой иллюзии, этого фантазма, потому что не желаете работать с тем, что обычно называют словом “реальность”. Не важно даже, как именно вы относитесь к реальности – боитесь ли вы реальности, или она вам не интересна, презираете ли вы ее или идеализируете, – это в вашем случае совершенно неважно. Главное то, что вы бессознательно не желаете с ней контактировать.
Такое отношение обусловлено, очевидно, тем, что в основе вашего захода, который может быть условно задекларирован как “смеховая стратегия”, имеется некоторый, я бы сказал, изъян. Говоря слово “изъян”, я не имею в виду оценку в терминах “плохо/хорошо”, того, о чем ведется речь. А изъян - в смысле неполноценности, невозможности дать полную цену, так как товарец-то некондиционный.
Итак, изъян этот заключается в следующем. Если попытаться так или иначе отнестись к вашим текстам, то первое, что меня настигает ещё в процессе чтения – это скука. При этом еще раз хочу подчеркнуть, что я говорю именно о своем индивидуальном восприятии.
Почему мне скучно? Знаете, есть такие смеховые шоу, в которых в параллель демонстрируемым шуточкам раздается смех. Смех при этом раздается из-за кадра в нужные - по дебильному мнению режиссера - моменты. Так вот ваши тексты напоминают мне такие шоу. Читая ваши тексты я слышу дурацкий “смех за кадром”.
Условно говоря, ваши тексты не смеются, а за тексты смеетесь вы сами, вы сами смеетесь откуда-то из-за кустов текста, поэтому мне и не смешно, поэтому мне самому смеяться-то совсем и не хочется.
Я привел пример с шоу со смехом из-за кадра, чтобы подчеркнуть специфику вашей задумки смеха. Ведь закадровый смех предназначен не столько для того, что бы указать нам, в каких именно местах нам необходимо смеяться, или чтобы побудить нас к смеху, непосредственно заразив им.
Главное в том, что можно условно назвать “смехом за сценой” так это то, - читайте мэтра Славоя Жижека, - что он освобождает нас от необходимости смеяться, он создан для того, чтобы мы сами не смеялись, ведь за нас уже смеются. В этой ситуации мы можем воспринимать происходящее, как происходящее вне нас, происходящее помимо нас. Короче говоря, смех звучит независимо от наших способностей к смеху, к восприятию смешного, – за нас уже смеются.
Можно сказать, что нежелание для меня высказываться о ваших текстах, отчасти обусловлено именно вот этим закадровым квакерским смехом, который устраняет необходимость моего личного участия. Для меня такая ситуация непродуктивна.
На мой взгляд, ваша смеховая стратегия – это один из способов закрыть глаза, самоустраниться от имперской серьезности научного дискурса. И даже если вы сами к некоторой части реальности относитесь несерьезно...
А. ...это не мы относимся несерьезно, это наши персонажи относятся несерьезно, хотя, может быть, и есть некоторая корреляция между нами и нашими персонажами.
З. В данном случае я не принимаю во внимание такую раздвоенность, хотя бы потому, что она – это одна из форм простейшей психологической защиты. И позвольте, тогда с кем я говорю? – с вами или с вашими персонажами? Кстати, с вашими персонажами диалог невозможен, потому что ваши персонажи наподобие онанистов сами себя удовлетворяют.
Ваши персонажи в среде собственных текстов, как глисты, которым не нужны другие особи для спаривания, каждая клетка такого глиста спаривается сама с собой. Происходящее в текстовом пространстве ваших паразитологических работ уже завершено, самовздрючено, самодетородно.
Какое же место вы предлагаете мне в этом пространстве. Какую роль вы мне можете предложить – быть повитухой, принимать роды, или что-то иное? Что я должен делать, прочитав ваши тексты? Стать интерпретатором, интеллектуально обслуживать профанацию?
Я не отрицаю, что в данных текстах имеется дискурсивность, связанная со смехом, но это очень странная дискурсивность. Эта дискурсивность, с одной стороны, не оставляет пространства присутствия для другого, и об этом я уже говорил, а с другой стороны, она находится под властью того, от чего и желает избавиться.
Ваша проктологическая задумка смеха, карнавала, хохмачества скрывает за собой особую форму фантазма освобождения. Имеется, очевидно, нечто давящее на вас, некое вздутие, и вы как бы смеясь пытаетесь освободиться от этого давления, но, выбрав к качестве средства освобождения надувание щек, осуществляя освобождение посредством бессодержательной пневмы, вы оказываетесь окончательно подавленными тем, от чего пытаетесь освободиться. Таким образом, ваше освобождение оказывается псевдо-освобождением. Вы как бы освобождаетесь, тогда как именно через это усилие вы полностью подавляетесь тем, от чего вы желаете быть свободными. Иными словами, натужно освобождаясь (всё в той же анальной коннотации), вы тонете в собственных испражнениях.
В этом смысле ваш смех - это пароксизм смеха. Пытаясь освободиться избранным вами способом, вы оказываетесь закабаленными/закалоленными еще в большей степени. Потому ваша попытка освободиться это только фантазм освобождения, приводящий к пустой трате ментальных продуктов, к истощению ваших анально-интеллектуальных сил и, в целом, резвых жизненных ресурсов.
И ещё одна малость. Почему вы так жаждете реакции, отзыва, комментария, отношения к своей работе? Что это, неуверенность в “собственной правоте”? Мичуринское желание привить свой дичок к легитимирующему стволу интерперсонального дискурса? Или просто-напросто способ “возведения себя в степень”? Ведь если вас обсуждают “мэтры” - тот же Пригов, - то это означает, что вы сами что-то значите, в ваших опусах что-то есть “эдакое”, на что реагируют “большие имена”! Я думаю, что это последнее в основном и составляет содержание вашего соматического энтузиазма. Мне припоминается в этой связи фраза В.Жириновского, когда его спросили, за что ему нравятся попсисты “На-на”. “За наглость и пронырливость”, - ответил политический анонсист.
Что ж, устами анонсиста глаголет истина. Скорейшего вам прослабления.
Ия Папочкин
к.ф.н.
Можно ли вообще хоть что-то сказать об отношении анонсистов к теме эротического?
1
Анонсисты выставили для обозрения группу текстов, и настаивают на том, что эти тексты посвящены теме эротического вообще. Но разрабатывается ли она в их текстах? Анонсисты дают на этот вопрос положительный ответ, оговариваясь при этом, что в их текстах нет описания соответствующей концепции. Они настаивают на том, что сами анонсические тексты – это одновременно, и разработка этой темы, и самодемонстрация эротического.
Можно принять их ответ, но нам осталось только выяснить, на каких именно условиях это сделать?
Мне известно от В. Подороги, что об анонсизме говорить или невозможно, или не нужно. И это главная проблема, с которой сталкивается всякий, кто услышал про Анонсенс и кто решился высказаться на его счет. Проблема заключается в том, что глупый вопрос с неизбежностью провоцирует на глупый ответ. А, соответственно, глупый ответ неизбежно провоцирует на глупый комментарий к нему и т.д. Должны ли мы покориться анонсической неизбежности, согласно которой, любое высказывание об Анонсенсе - глупость, а любое продолжение анонсизма, игра с ним – глупость вдвойне? Нет, конечно. Чтобы понять что-то в анонсизме, нужно отнестись к нему легко и весело. И поскольку анонсическая неизбежность неизбежно избегает и саму себя (иначе, как объяснить все философские притязания анонсистов), то мы воспользуемся как внешними, так и внутренними условиями, при которых анонсизм может быть вполне приемлемым для философии, не склоняясь при этом ни к одному из них (ведь все они - одного смеха ради).
2
Мы начнем свою прогулку по анонсизму не с их текстов и не с комментариев к ним, а с того, что могло бы быть в анонсических текстах, но чего там нет и никогда не будет. Речь идет о невозможности различия между концептуализацией и манифестацией эротического в их текстах. Анонсисты уверены, что когда философы изобретают концепции эротического, то сами по себе эти концепции не эротичны. Иное дело АНОНСЕНС (исключительность). Только он говорит об эротическом эротично.
Резюмируя ход данного рассуждения, отметим, что эротическое для анонсистов манифестируется лишь в той мере, в какой оно ими концептуализируется. Это первое, что мы можем сказать об отношении анонсистов к теме эротического.
Само различие между концептуализацией и манифестацией эротического оказывается в итоге нулевым, т.е. никаким. Если так, то либо концептуализация, либо манифестация, должна быть исключена за ненадобностью. Но этого у анонсистов как раз и не происходит, различие, тем не менее, остается, не переставая при этом постоянно исчезать. Как понимать эту их игру в вечное исчезновение различия?
Эротическое у анонсистов сопротивляется быть только концептуальным построением или только манифестацией в порядке сущего. Но из этого не следует, что эротическое – нечто третье, или что эротическое – и то, и другое вместе. Именно поэтому оно наделяется у анонсистов еще одним свойством – устойчивым нежеланием быть тем и другим. Эротическое – это еще и отказ от двойственности эротического. В качестве иллюстрации механизма отказа от двойственности можно привести порядок жизни известного провокатора Евно Азефа, который ревностно исполнял обязанности главы боевой революционной организации, но при этом исправно нес службу чиновником полиции по особым поручениям. Азеф никогда не мог отождествить себя ни с одной из противоборствующих сторон, но он не был и чем-то третьим вне этого противоборства. Такое же сопротивление характеризует эротическое и у анонсистов. И это второе, что мы можем сказать об отношении анонсистов к теме эротического.
До этого момента все свойства эротического, которые мы уже перечислили, были у анонсистов вполне традиционны для философии. А вот дальнейшая разработка этой темы привела их к идее удвоения отказа от двойственности. Дело в том, что нежелание двух быть двумя может быть еще смешным или не смешным. Конечно, различие между смешным и не смешным сопротивлениями двойственности само подчиняется «логике» Азефа, но все равно, с различием внутри сопротивления анонсистами введено уже четыре характеристики эротического.
Возьмем, к примеру, лозунг Льва Троцкого: «Ни войны, ни мира, а штык в землю». Третье, которое разрушает дихотомию «война или мир», вторгается вместе с союзом «а». Оно вторгается здесь по принципу: «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Двойственность сопротивления «штыка» быть или миром, или войной в том, что отказ от дихотомии является не только «Великим Отказом», а одновременно и так себе отказом, короче, ерундой. Имеется два отказа двух быть двумя, серьезный и не серьезный. В той мере, в какой отказ вызывает смех, он не серьезен. Новизна подхода анонсистов к эротическому в том и состоит, что они догадались приписать эротическому еще одно свойство - быть не серьезным. И это третье, что мы можем сказать об отношении анонсистов к теме эротического.
Расследуем анонсические хитросплетения далее. Что же такое эротическое? Оно понимается анонсистами и как самоманифестация, и как концепт, и как устойчивое сопротивление (не то и не другое, но и не третье), и, как отказ от такого сопротивления (не серьезное, смешное сопротивление). Что же тогда эротическое, в конечном счете? Ответ анонсистов прост, эротическое – это много чего.
А когда чего-то много? В русском языке «многое» фиксируется вместе с изменением окончания существительных. И если множественное число в русском языке начинается с двух, то позже, с пяти, мы получаем очень много, кучу. И возникает эта куча не по чьему-то произволу, а по грамматическому установлению русского языка. Получается, что язык как бы сам разрешает известный парадокс «куча», причем, самым недвусмысленным образом.
Воспроизводя ход очередного их рассуждения, мы приходим к выводу, что эротическое – это не первое, не второе, не третье и даже не четвертое. Это – пятое, т.е. куча всего, совместность перечисленного. Совместность в философии всегда считалась важнейшей чертой Эроса. Но одно дело, когда совместность понимают как совместность противоположного и совсем другое дело, когда совместность понимают как «кучность». В первом случае, совместность задана от первого множественного числа, а во втором случае, она задана от второго множественного числа (стоило бы задуматься о таком ничего не значащем различии отдельно). Все характеристики эротического у анонсистов держатся вместе, совместны (характеристика всех характеристик). Именно поэтому анонсисты и заявляют, что они перестроили порядок разговора об эротическом в философии. Черты эротического выстраиваются ими не в режиме противостояний, как это обычно происходит в философии Эроса, а в режиме «кучи малы». И это четвертое, что мы можем сказать об отношении анонсистов к теме эротического.
Осталось разобрать еще один пункт, касающийся взаимоотношения совместности и эротического. Эротическое совместно, а совместность эротична. Это следует из предшествующего рассуждения. Вряд ли эротическое и совместность отделимы друг от друга для анонсистов. Но кто же этого не знает? Разве в этом не солидарны все философы? В чем же специфика анонсического ответа на вопрос об эротическом? Все дело в совместности. Хотя она и напоминает некую неорганизованную целокупность (истолкованную в духе Ж. –Л. Нанси), свалку, кучу отбросов, и т.п., это не так важно. А важно другое, то, что куча веселит и дает радость совместности. Совместность «кучи малы» с неизбежностью вызывает смех. Именно в этом пункте обнаруживается существо Анонсенса, но в этом же пункте обнаруживается и само эротическое. Мы же помним, эротическое совместно, а совместность эротична. Это единство как раз и выставлено анонсическими текстами. Если такой ход анонсизма признать, то утверждение анонсистов о том, что эротическое манифестируется их текстами, станет вполне внятным, не смотря на все их анонсическое юродство смеха ради. И это последнее, что можно сказать об отношении анонсистов к теме эротического.
3
Заканчивая свою прогулку по анонсическим содержаниям, отметим, что эта прогулка проходила сразу по двум расходящимся направлениям, которые в конце пересеклись. Первое направление вело к философским разговорам об эротическом. Второе направление вело к манифестации эротического самого по себе. В итоге, мы пришли к тому, что разговор об эротическом не отделим от манифестации эротического. Видимо, это и есть те условия, на которых мы можем считать, что ответ анонсистов об эротическом имеет смысл и, следовательно, может быть прочитан. Полагаем, что наши усилия по расшифровке анонсизма не стоит считать так же анонсическими (не согласятся с этим и сами анонсисты), но так же не стоит их считать и чем-то противостоящим анонсизму. Мы знаем, что туманная прозрачность анонсических текстов может хоть кого поставить в тупик. Но если все же не пасовать перед бессмыслицей такого рода, а отнестись к ней задорно, с радостью, то даже такие слишком понятные тексты могут быть прочитаны без труда.
Улыбайтесь, господа! Серьезное лицо, это еще не признак ума.
Попытайтесь вместе с анонсистами увидеть Эрота всегда улыбающимся.