Балинт Балашши
СТИХИ К ЦЕЛИИ
Балинт Балашши (1554-1594), без упоминания которого не обошлась ни одна современная энциклопедия (включая Большую Советскую) принадлежит к числу авторов, «пропущеных» русской поэзией. Причиной тому явилось, однако, не столько невосприимчивость нашей музы, сколько уникальная судьба его стихотворений. Дело в том, что любовная лирика этого «венгерского Ронсара» на протяжении двух столетий сохранялась исключительно в списках и была обнаружена в архиве старинного замка лишь в 1874 году. С тех пор с именем Балашши связывается расцвет венгерской поэзии в XVI веке, а сам он почитается как создатель ренессансной поэзии на родном языке. Жизнь Балинта Балашши была невероятно бурной - богатой на опасности, неожиданные повороты и приключения. Потомок древнего рода, он в 1565 году уезжает учиться в Нюрнберг, а по возвращении получает блестящее домашнее образование у знаменитого протестантского проповедника. Если верить некоторым источникам, какое-то время он учился и в Падуе. Круг чтения Балашши в разные годы составляют, с одной стороны, произведения философов и историков древности - Плиния, Плутарха, Иосифа Флавия, Блаженного Августина, а с другой стороны, поэтов итальянского Возрождения - Данте, Петрарки, Ариосто, Боккаччо. Помимо итальянского языка, он, судя по всему, знал турецкий и немецкий (с последнего он переводил религиозную литературу). Более того, неоднократно бывая в Польше, был хорошо знаком с культурой и нравами этой страны. В 1575 г. поэт участвует в походе против Трансильванского княжества, но вскоре получает удар палицей и попадает в плен к великому князю Батори, при дворе которого проводит несколько лет, участвуя в пирах, охотясь и, разумеется, ухаживая за дамами, что было ему особенно по душе. Пытаясь восстановить утраченное после смерти отца состояние, он затевает судебную тяжбу с двоюродным братом, женится на двоюродной сестре (за что обвиняется в инцесте), с горсткой молодых повес берет штурмом ее родовой замок (который оказывается собственностью короны) и завершает свадебный пир в придорожном трактире. А еще он торгует вином и лошадьми, уединяется в коллеже иезуитов, пишет подражания псалмам, вращается в кругу молодых писателей - все его занятия и увлечения просто невозможно перечислить. В 1593 г. поэт уходит на войну против турецкого султана, возвращает себе земли своих предков, но 19 мая 1594 года получает смертельное ранение ядром, лишается обеих ног и одиннадцать дней спустя умирает в страшных мучениях. Изучая стихотворное наследие Балашши, последующие исследователи установили любопытные особенности построения его неосуществленной книги. Так, следуя числовой структуре «Божественной комедии», он, с 1587 года, начинает складывать рукописный сборник, в который предполагает включить три цикла по тридцать три стихотворения в каждом. Публикуя сегодня несколько стихотворений из цикла «К Целии», мы надеемся, что и по этому малому фрагменту, наши читатели смогут составить себе представление о величии грандиозного здания, возведенного более четырех столетий тому назад первым венгерским поэтом.
(второе)
(начало утрачено)
………………………
От раскаленных стрел
Едва я не сгорел –
Пора просить пощады!
Насмешник Купидон,
Не слушается он
Ни Марса, ни Паллады!
Как он жесток со мной!
Ужели нет иной
Для стрел его мишени?
Я знаю, что грешил,
Но разве совершил
Я столько прегрешений?
Какой же это грех
Вздыхать о той, что всех
На свете совершенней?
Свяжи меня ремнем,
Но не сжигай огнем, –
Молю я Купидона, –
Безжалостный судья,
Смотри, душа моя
Погибнет, как Дидона!
Безвыходно любя,
Она сожжет себя –
Тоска ее бездонна!
(второе)
Едва полюбив Целию, поэт просит ее обратить на него свой веселый взгляд и принять его под свое покровительство
О свет моих очей,
Ты сладостью речей
И станом несравненным
О прожитой весне
Напоминаешь мне,
О чувстве неизменном.
«Любовь не гонят прочь!» –
Твержу я день и ночь,
Томясь любовным пленом.
Сокровище мое,
На жалкое житье
Я осужден судьбою.
Весна цветет вокруг,
А я боюсь, что вдруг
Не свидимся с тобою.
С решеньем не спеши,
Не отвергай души,
Питаемой мольбою!
На утренней заре
В росистом серебре
Поблескивают травы.
Поют дрозды, звеня,
Но гонит страх меня
Из сладостной дубравы.
Он душу истомил
Вдруг я тебе не мил?
И горше нет отравы.
(третье)
в котором поэт благодарит Купидона за его милость: за то, что он разбудил в Целии любовь и отдал ее ему
О щедрый бог любви,
Пожар в моей крови
Погас бы без ответа,
Но вопреки себе
Ты внял моей мольбе,
Врачуя сердце это!
Прошу тебя и впредь
За сердцем присмотреть
Влюбленного поэта!
Щемящую тоску
Из раны извлеку –
Нет стрел ее жесточе.
Не в первый раз они
Мне омрачают дни
И отравляют ночи.
Прощайте, стыд и боль,
О Целия, дозволь
Твои увидеть очи!
Сошли с полей снега,
И вновь пестры луга,
Сады цветут повсюду.
Пусть светит солнце, пусть
Уйдет из сердца грусть –
Весной я позабуду,
Как маялся в тоске
От милой вдалеке,
И всех счастливей буду!
Блаженную звезду
Я в небесах найду,
Лучом ее согретый.
Незрима для других,
О чувствах дорогих
Хранит она секреты.
Унынию чужда,
Алмазная звезда
Всегда подскажет, где ты!
Взгляни по сторонам –
Земля открыта нам,
Как дом гостеприимный.
На краткий срок она
Для счастья нам дана,
Для доброты взаимной.
Так будем жить мечтой
О красоте святой,
Любви слагая гимны!
(четвертое)
в котором поэт описывает купание Целии и сверх того говорит о ее стройности, добронравии и красоте
Смотрю я сам не свой:
Завесой паровой
Бассейн окутан дальний.
К служителю иду
И разъясненья жду:
Что там дымит в купальне?
«Купалась, – был ответ, –
Там Целия, и нет
Занятия похвальней!
Но так она страстна,
Так разгорячена,
Что воды стали паром,
И как павлиний хвост,
Как семицветный мост,
Пылают плечи жаром!»
«Ах, Целия моя! –
В восторге крикнул я, –
Люблю тебя недаром!
Как солнце над водой,
За облачной грядой,
Струит потоки света,
Так сквозь прозрачный газ,
Невидимый для глаз,
Под стать речам поэта,
Тяжелых кос отлив
Течет, нетороплив,
Блажен, кто видел это!
И драгоценный крест,
Какого у невест
И во дворце не встретишь,
Сверкает на груди! –
О Целия, сойди,
Ты ярче солнца светишь!
Погаснет, как роса,
Других девиц краса,
А ты и не заметишь!»
(пятое)
в котором поэт говорит о муках своей любви к Целии, сравнивая эту любовь, то с мельницей, то с колоколом
Влюбился я едва
И словно в жернова
Попал по чьей-то воле:
Мой гнев, мою тоску
В бесцветную муку
Они перемололи.
Текучий груз несу:
Бежит по колесу
Поток любовной боли.
Душа моя что медь –
Ей только бы греметь
И разливаться звоном.
Во все колокола
Трезвонить начала
Любовь в стихе бездонном.
Но к грому не привык
Мой песенный язык
И ей ответил стоном.
Порою в хрустале
На праздничном столе
Играет отблеск рая.
Так сердце у меня
От страстного огня
Пылает, не сгорая.
Подобно хрусталю
Я пенюсь и киплю,
Наполненный до края.
***
Судьба играет мной, что куклой на шнуре,
Без слов покорствую слепой ее игре,
Дрожу, как конопля в снедающем костре.
Твой облик неземной во сне и наяву
Преследует меня, подобно колдовству,
Не женщиной тебя – богиней назову!
(шестое)
в котором поэт горюет в разлуке с возлюбленной, тревожась за нее и сравнивая ее со своей душой
Страдалец во Христе
В молитвах и посте
Проводит жизнь земную,
А я стеной стою
За Целию мою
О ней одной ревную:
Не дай вам Бог узреть,
Как дьявол ловит в сеть
Красавицу иную!
Печален мой удел –
Я сердцем оскудел
С возлюбленной в разлуке.
Куда пойду теперь?
Кто мне откроет дверь?
Чьи обогреют руки?
Будь проклят скорбный час,
Разъединивший нас,
Виновник этой муки!
Что странного, когда
Веселости чужда,
Душа о смерти просит?
Но смерти нет пока –
Лишь смертная тоска
Отвергнутого косит.
Лишь смерть, как верный друг,
Спасение от мук
Влюбленному приносит.
(седьмое)
в котором поэт описывает горюющую Целию
Рыданья соловья
В лесу услышал я
3адолго до заката,
Людской он проклял род:
Птенцов его, сирот,
Пастух унес куда-то.
Так Целия в тот день,
Бесплотна, точно тень,
Оплакивала брата.
Но от рассветных рос
Красней бутоны роз,
Бесцветные вначале.
От чувственной тоски
Прекрасней лепестки,
Поблекшие в печали.
Так Целии черты
Печатью красоты
Прощанье увенчали.
От скорби роковой
Поникла головой,
На гроб роняя слезы.
Так смотрится в поток
Надломленный цветок,
Когда стихают грозы.
Так бусинки росы
В смиренные часы
Дрожат на листьях розы.
(восьмое)
в котором поэт терзается беспричинными подозрениями
Покоя не найду
Измаявшись в чаду
Нелепых подозрений.
Не замолить греха
Ни пылкостью стиха,
Ни жаром уверений:
За темный этот бред
Достойной казни нет –
Я всех людей презренней!
Неизлечимый яд
Сомнения таят –
Им счастье не по нраву.
Простить не хватит сил
Безумцу, что вкусил
Ревнивую отраву.
Он недостоин той,
Что высшей красотой
Наделена по праву.
Без мысли в голове
Он следует молве –
Спасти его не пробуй!
В безумье одинок,
Он ревности клинок
Оттачивает злобой.
К советам дружбы глух,
Лелеет каждый слух
Ревнивец узколобый.
Разумный человек
Не отойдет вовек
От очевидных истин.
С неправдою в борьбе
Он верен лишь себе,
Суров и бескорыстен.
Тому, кто разглядел
Причину слов и дел,
Ревнивец ненавистен.
О ревность, сколько зла
Ты людям принесла,
Как ты хитра, проныра!
Твой посылая дар,
Геракла в адский жар
Толкнула Дианира.
Пока любовь мертва
И царствует молва
Сердцам не будет мира.
Оставь меня, молю,
Я искренне люблю,
Довольно строить козни!
Мечты твои пусты –
Не поиграешь ты
Моею страстью поздней!
О ревность, пропади!
В моей, в ее груди
Ты не посеешь розни!
О том я слезы лью,
Что Целию мою
Сомненьями обидел.
Прости, молю Христом!
Как я себя потом
За это ненавидел!
Ведь ты не хочешь, нет,
Чтоб до скончанья лет
Я белый свет невзвидел!
Вступление и перевод с венгерского Романа Дубровкина