Кирилл Чекалов
"КОЖУРА" И "СУЩНОСТЬ": СЛУЧАЙ БЕРОАЛЬДА ДЕ ВЕРВИЛЯ
Laissons la parabole a ceux qui ont envie
De consumer leur bien et de perdre leur vie
Pour esplucher le vain; car sous la vanite
Ne se trouve jamais la saincte verite.
(Оставим притчи тем, кто жаждет спустить все свое
добро и загубить жизнь свою на то, чтобы снимать
кожуру с пустопорожнего; ведь святая истина
никогда не кроется под суетой) <Выделено нами. - К.Ч.>
Эти слова слышатся в одном из стихотворных пассажей, включенных в текст весьма своеобразной книги под названием "Кабинет Минервы". Ее автор, Франсуа Бероальд де Вервиль (Francois Beroalde de Verville, 1556 - 1626), принадлежит к наиболее заметным фигурам во французской литературе рубежа XVII-XVII вв. В юные годы Бероальд испытал на себе влияние протестантизма (его отец, убежденный кальвинист, был изгнан из Парижа во время Варфоломеевской ночи), но впоследствии отрекся от него и даже смог занять пост каноника собора Св. Гатиана в г.Туре. Творчество Бероальда весьма разнообразно: здесь и стихи на научные, философские, политические темы; и образцы возобладавшей во Франции на закате Возрождения жанровой традиции "сентиментального романа"; и необычные романы-эссе "Кабинет Минервы" и "Дворец Любопытных"; и, наконец, самое знаменитое из его сочинений, неоднократно переиздававшийся, в том числе и в XX веке, "Le Moyen de Parvenir"1. Написанный в молодые годы Бероальдом алхимический трактат "Поиски философского камня" не сохранился.
Интерес к медицине и алхимии окрашивает собой все произведения писателя. Медицину он изучал в Женеве (и защитил впоследствии, по всей вероятности, соответствующую диссертацию); часовое и ювелирное дело - в Базеле, в то время центре не только религиозного, но и научного свободомыслия2. Ему, несомненно, были хорошо известны воззрения Парацельса – ведь именно Базель стал ареной деятельности, и подчас весьма скандальной, этого оригинального эзотерического мыслителя. Если в молодые годы писатель старательно копировал различные алхимические тексты - и в том числе знаменитую "Изумрудную Скрижаль", приписываемую Гермесу Трисмегисту, - то на заключительном этапе своей карьеры Бероальд уже "обладал статусом и репутацией придворного медика и алхимика''3. При этом он не внес сколько-нибудь существенного вклада в разработку алхимического учения и, по мнению историка XVIII века Лангле дю Френе, лишь "занимался словоблудием , не обладая никаким опытом в области герметической философии." 4
Существует некая амбивалентность в толковании Бероальдом философии и алхимии; подчас он явно склонен придавать последней смысл "ложная мудрость", как, например, Кальвин в своем диалоге "Алхимия чистилища" и многие другие мыслители XVI века. Как представляется, противоречие между стремлением познать мир и отказом от суетного знания проходит через все творчество Бероальда. Причем установить границы "суетного знания" в его понимании достаточно затруднительно: в одном случае это алхимия (не всякая!); в другом - догматическая наука; в третьем –
_____________________
1 Подробнее о биографии и других, не рассмотренных в настоящей статье сочинениях писателя см. в нашей монографии: Маньеризм во французской и итальянской литературах. М., Наследие, 2001 (в печати). (Здесь и далее Авт)
2 К.Г.Юнг усматривает взаимосвязь между Реформацией и расцветом алхимического знания на закате Ренессанса; причина тут кроется в характерном для Нового Времени наступлении рациональности на мифологическое сознание: "для протестанта это был единственный способ все еще оставаться католиком. Opus alchimicum по-прежнему был для него абсолютно эффективным обрядом трансформации и конкретной загадкой" (Юнг К.Г. "Mysterium coniunctionis".M., Рефл-Бук, 1997, с.371).
3 Bamforth S. Autour du manuscrit 516 du Wellcome institute de Londres -quelques reflexions sur Beroalde de Verville, medecin et alchimiste. // Beroalde de Verville. 1556-1626. P., Presses de I'ecole normale superieure, 1996, p.53.
4 Lenglet du Fresney. Histoire de la philosophie hermetique. Tome 3. P., 1742. p.121.
едва ли не познание как таковое. Во "Дворце любопытных" Бероальд порицает ученость и заявляет, что из всех книг "почитает одно только Священное писание". Таким образом, речь идет не столько о скептицизме, сколько о трансцендировании познания в Боге. В то же время воззрения Бероальда не могут быть сведены к популярной у многих ренессансных мыслителей доктрине "ученого незнания" (среди разделявших ее французских писателей назовем Маргариту Наваррскую). Эту двойственность легко проследить на материале все того же "Кабинета Минервы": герои книги, с одной стороны, пребывают в "химическом настроении", но в то же время обстоятельно опровергают "пустопорожнюю алхимию" во имя опытного, направленного на практическое действие познания.
Одним из излюбленных понятий, которыми оперирует в своих сочинениях Бероальд, становится уже знакомое нам слово esplucher, что буквально означает "очищать от кожуры", а в переносном смысле - "вскрывать суть". Это понятие, несомненно, отсылает к каббалистическому понятию "кожуры" (Keliphah). В книге "Зохар" говорится о необходимости прозревать сквозь внешнюю оболочку, устремлять взор к сути. Требование это имеет в первую очередь герменевтический смысл: в Писании (Торе) надлежит видеть не просто собрание занимательных историй, но и тайное философское знание5. Нет нужды говорить о том, что сходным образом рассуждают и многие отцы христианской Церкви: так, по Августину, изучение тайн способствует формированию любви к истине и изгнанию расслабленности и скепсиса.
Интересно, что понятие esplucher мы встречаем как в одном из самых ранних сочинений Бероальда, философской поэме "Необходимые познания" (1583), так и в подытоживающем его творчество "Дворце Любопытных” (1612). Поэма "Необходимые познания" представляет интерес разве что как ранний опыт использования автором алхимических мотивов. Бероальд следует здесь в фарватере главы лионской группы поэтов Мориса Сева и большого знатока каббалы Ги Лефевра де ла Бодри, ренессансных поэтов, отдававших дань эзотерической тематике6. Автор "Необходимых познаний" противопоставляет поиск истины, "тайной практики" Всевышнего - ложной мудрости. К последней относится, в частности, астрология, наука столь же нечестивая, сколь и жалкая (отметим, кстати, что деятельность
_____________________
5 Vuillaud P. La Kabbale juive. Histoire et doctrine. P., Mourry, 1923. t.,.1, p. 135.
6 Schmidt A.-M. Haute science et poesie francaise au XVI siecle. // Etudes sur le XVI siecle. P., Albin Michel, 1967., pp. 125-171.
Нострадамуса Бероальд оценивал весьма критично). Важнейшим же источником подлинного знания является, конечно же, алхимия. В "Необходимых познаниях" приводится достаточно детальное описание четырёх фундаментальных стадий превращения компоста в философский камень (чёрная, белая, жёлтая и красная, nigredo - albedo - citrinitas - rubedo). Причем философский (алхимический) поиск неотделим для поэта от благочестивых размышлений; познанию должен быть поставлен некий предел (идея, присутствующая уже у того же Августина):
Car d'esplucher plus haut c'est en homme pecher,
Et desirer trouver ce qu'il ne faut chercher.
...Ибо углубляться в высшие сферы означает стремиться найти то, что искать не подобает; это свойственный человеку грех <Выделено нами. - К.Ч.>
Совершенно иную жанровую традицию представляет книга "Дворец Любопытных", во многом навеянная "Опытами" Монтеня. Она построена как собрание отдельных наблюдений, житейских и философских раздумий и даже медицинских рецептов. Значительные проблемы соседствуют здесь с ничтожными; пространное рассуждение о духах - с позаимствованным из арсенала "сентиментального романа" "Диалогом непорочных влюбленных". Обобщая проделанное, Бероальд пишет: "Я с избыточным вниманием погружался в каждый из подвернувшихся мне сюжетов, чтоб досконально рассмотреть его (esplucher): поступая таким образом, я постиг, что в этом мире любой, пусть даже самый по видимости отвратительный и низкий предмет, может заключать в себе какую-либо диковину".
Нередко Бероальд прибегает и к понятию "кожура", escorce. Так, оно присутствует в наиболее популярном у современников произведении Бероальда - "романе-реке" "Приключения Флориды" (он выходил в 1592-1601 гг.). Героиня романа, принцесса Флорида, являет собой образец красоты, изящества и добродетели. История ее взаимоотношений с доблестным рыцарем Фарамоном выстроена по всем законам куртуазного служения. Описания турниров, где выказывает свою удаль Фарамон, обмен стихотворными посланиями, первый любовный диалог, препятствия на пути влюблённых - всё это ни в чём не выпадает из канона. Но при всей традиционности и временами даже банальности его сюжетных коллизий ощущается стремление автора представить любовную интригу как аллегорию, вывести происходящее за пределы обыденности, превратить происходящее в некий нравственный урок. Именно поэтому в третьем томе Бероальд считает нужным обратиться к читателю с важным разъяснением: "не думайте <...>, будто светские похождения столь уж интересуют меня, что им отданы все мои предпочтения; вовсе нет, я не останавливаюсь на этом, под сим покровом (escorce) я прячу истинное благочестие". Призывая читателя трансцендировать описываемые события, не придавать чрезмерного значения внешнему действию и рассматривать его как "приманку", за коей последует "живительный источник, из которого вы напьётесь вволю", Бероальд готовит читателя к восприятию романа как грандиозной аллегории в духе "Сна Полифила" Ф. Колонна. На поверку, однако, обилие алхимических и эзотерических атрибутов остается в "Приключениях Флориды" чем-то внешним по отношению к выполненным в неокуртуазном духе любовным перипетиям.
Попытки соединения любовного и эзотерического дискурсов имели место во французской средневековой литературе (мы имеем в виду в первую очередь "Роман о Розе", автор второй части которого, Жан де Мен, был алхимиком). Но Бероальд, приверженец эмпирического подхода, стремится уподобить взаимоотношениям влюбленных вполне конкретные этапы Великого Делания. И впервые происходит это уже в его раннем стихотворении "Алхимик", граничащем с пародией. "Алхимик" адресован прежде всего дамам, и пикантность сюжета лишь повышает значимость этого упражнения по риторике (отнюдь, заметим, не лёгкого: описать соитие в понятиях алхимического эксперимента Бероальду удаётся лишь отчасти):
Се faisant il convient resserrer les parties
Qui en se sublimant se rendraient affaiblies,
Si on ne les pressait en la conjonction,
Qui en les unissant doucement les enflamme
Tant que dessous 1'effet de sa derniere flamme
Soit connu le plaisir de la projection.
При сём надобно снова крепко сжать те части, что при возгонке могли бы потерять силу, когда б в процессе слияния их не сдавливали; надобно потихоньку совокупить их и воспламенить таким манером, чтоб под действием заключительного нагрева ощутить удовольствие от выброса <выделено нами. - К.Ч.>
Здесь примечательно в первую очередь двусмысленное употребление таких существенных алхимических понятий, как projection, которое обычно связывают с преобразованием низких металлов в "совершенные", и conjonction - этап Делания, на котором, по словам знаменитого французского алхимика XIV века Никола Фламеля, появляются "многие диковинные вещи"7. В приписываемой Фламелю "Книге иероглифических фигур" алхимик повествует о том, как ему удалось дважды осуществить эту операцию (указываются точные даты), причем оба раза единственным свидетелей выступала супруга Фламеля Перренелла, которая, кстати, воспринималась адептами как его soror mystica. Если в первом случае он получил серебро, то во втором - "очищенное золото". Книга Фламеля была напечатана лишь в1б12 году, но ранее циркулировала в списках и вполне могла быть известна Бероальду.
Итак, уже в ранних своих сочинениях Бероальд сочетает напряжённый поиск истины с чисто вербальными экспериментами, причём алхимическая тематика с одинаковой лёгкостью входит как в "серьёзные" его произведения , так и в "комические". Серьезный пафос доминирует в поэме "История шелкопряда" (1600): шелковичный червь - удивительное создание, являющее собой живое свидетельство всемогущества Божия; при этом шёлк именуется "второй манной". Позитивные коннотации, связанные с образом шелкопряда, энергично подкрепляются библейскими мотивами. Даже издаваемые червем при кормлении мелодичные звуки напоминают поэту о "небесной гармонии" (последний мотив важен для той интерпретации магии, которую давал Марсилио Фичино). Между тем в, несомненно известной Бероальду первой "Неделе" Дю Бартаса, наличествует ассоциация противоположного свойства - Дьявол уподобляется здесь зеленой гусенице, которая гложет листья фруктовых деревьев 8.
Благочестивые строфы спокойно уживаются в поэме Бероальда с весьма фривольными, несомненно связанными с маньеристической эстетикой. Но и здесь находится место для алхимической атрибутики.
Belle je voudrois bien transmuer ma semblance,
A ce globe arondi du futur vermiceau,
Dans vostre sein mignon mignardant mon essence,
Je deviendrois non vers mais un ange nouveau..
Красавица, как хотелось бы мне трансмутировать свою видимость и обратиться в округлый шар, прибежище будущего червячка; в прелестной груди вашей услаждая мою сущность, обратился б я не в червя, но в нового ангела <Выделено нами. - К.Ч.>
__________________________
7Flamel, Nicolas. Le livre des figures hieroglyphiques. P., Denoel, 1970, p. 199. По поводу "слияния" см. также уже цитированную нами монографию К.-Г.Юнга "Mysterium coniunctionis", гл. VI.
8 The Works of Guillaume de Salluste sieur Du Bartas. Vol.11. Chapel Hill, 1938., р. 216.
В сущности, semblance ("видимость") здесь выступает как синоним езсогсе. Что же касается понятия essence ("сущность"), то его алхимическое происхождение очевидно. Здесь еще более откровенно, чем в стихотворении "Алхимик", Опус, описание этапов Великого Делания становится метаязыком и вливается в галантный дискурс.
В том же 1б00 году Бероальд де Вервиль составил новую редакцию французского перевода "Сна Полифила" Ф.Колонна, которой он дал название "Обозрение великолепных изобретений, укрытых покровом любовных выдумок <…> утонченным образом изложенных" ("Le Tableau des riches inventions couvertes du voile des feintes amoureuses <.. .> subtilement exposees <выделено нами. - К.Ч.>). Слово invention скорее всего соотносится здесь с риторическим inventio, а слово subtilement несомненно имеет алхимические коннотации и часто использовалось в герметических текстах 9. Кроме того, Бероальд настаивает уже в названии книги на том, что любовная интрига "Полифила" - не более чем "покров", "кожура", escorce, которую просвещенный читатель не без труда отслоит от сущности, essence.
Интерпретация "Полифила" в алхимическом кпюче встречалась в тот период достаточно часто; история Полифила – то есть "влюблённого в Божественную Мудрость" - развёрнутая аллегория, насыщенная эзотерической символикой (неотъемлемым компонентом книги становятся эмблематические изображения; до сих пор точно не установлено их авторство). История любви обнаруживает здесь иносказательный, метафизический смысл. Именно такой виделась Бероальду жанровая модель романа.
Предпослав "Обозрению великолепных изобретений" предисловие, Бероальд не столько стремится прокомментировать "Полифила", сколько соперничает с ним, предлагает читателю короткий метатекст, где основные структурные особенности первоисточника предстают в концентрированном виде. Полифил любит Полию, а безымянный персонаж предисловия - прекрасную Олоклирею, о которой он узнаёт от мудреца Гамуэля. Олоклирея, в ранней степени пленяющая и старцев, и иных любовников, является воплощением Истины в ее полноте (отсюда и ее имя, от греческого olokleria, полнота). Хранителем эзотерического знания, Grand Secret,
___________________________
9 Mauri D. II Tableau di Beroalde de Verville: un viaggio attraverso i testi, alla ricerca della perfezione. // Studi di letteratura francese, vol. XIX. Firenze, Olschki, 1992, рp.367-381; Campangne H. Mythologie et rhetorique aux XVI et XVII siecles en France. P., Champion, 1996., pp. 237-238.
становится мудрец Обоэль. Он живет, подобно отшельнику, в уединённом местe, куда "прибывают любопытствующие" (тема любопытства принадлежит к центральным в творчестве Бероальда). Фактически Бероальд отождествляет "истинных мудрецов" и "идеальных влюбленных", и потому ритуальные восхваления дам ("нет ничего прекраснее под солнцем, нежели прелестные дамы, они суть блаженство мира, высшее достижение Божие") приобретают в предисловии отнюдь не бытовой смысл. Наследуя ренессансную неоплатоническую традицию - мы уже упоминали имя Марсилио Фичино; в данном случае связь с идеями итальянского мыслителя еще очевиднее, - Бероальд настаивает на неразрывной связи Любви, Красоты и Божественного и фактически интерпретирует любовный сюжет как некий метаязык, с помощью которого только и возможно выразить истину ("Любовь была и есть изящная кисть, запечатлевающая всё, что ни есть редкостного и назначенного судьбой, как среди высших, так и среди низших сил").
Предисловие Бероальда именуется «Стеганографическим собранием» (Recueil steganographique). Термин "стеганография" <"тайнопись", от греческого steganos, скрытый> был позаимствован им у наставника Парацельса, немецкого гуманиста, аббата Иоганна Гейденберга (Тритемия, 1462-1516). Тритемий, большой знаток эзотерической традиции, тайно симпатизировал учению розенкрейцеров. Его герметический трактат "Стеганография, или Искусство передавать при помощи тайнописи устремления собственной души тому, кто находится вдали от тебя" вышел в свет в 1606 году, а ранее циркулировал в рукописи; впоследствии свою книгу "Путешествие удачливых принцев" (1610) Бероальд снабдил подзаголовком "Стеганографический роман". Заметно, что Бероальд склоняется к более широкому и несколько иному, чем у Тритемия, пониманию термина. ЕСЛИ Гейденберг имеет в виду собственно коммуникацию с помощью секретной иероглифики и тщательно зашифрованных посланий, то Бероальд фактически подразумевает под "стеганографией" аллегорический смысл, упрятанный в тексте (не обязательно слишком глубоко). Если Тритемий с негодованием отметает возможность использования разработанного им языка в любовной переписке как кощунственную10, то Бероальд, как показывают "Приключения Флориды" и "Путешествие удачливых принцев", напротив, насыщает тайными смыслами расхожие в его время структуры "сентиментального" романа со всеми характерными для него жанровыми
_________________
10 Tritemio, Giovanni. Steganografia. L'arte di trasmettere con occulte scritture i voleri del proprio animo a chi e lontano. Firenze, Nardini, 1982. , р.. 226.
атрибутами - включая, между прочим, и патетическую любовную переписку влюбленных героев.
Во многих алхимических трактатах деятельность алхимиков уподоблялась плаванию по бурному морю (в том числе и тому, по которому двигаются аргонавты). "Море философов" - это изначальный хаос, воплощенное единство материи. В изданном в 1621 году «Трактате об истинной тайной соли» Кловиса Эсто де Нюизмана (одного из самых ярких поэтов-алхимиков во Франции) аллегорическому истолкованию подвергается мореплавание Ясона и его спутников. "Многотрудный поиск и сомнительный опыт познания вещей, когда ты нередко всю свою жизнь проводишь в плавании и никак не может причалить в каком-нибудь порту огромнейшего моря Природы11. И все же мудрым Аргонавтам, внимательным наблюдателям за окружающей природой и вместе с тем исполненным благочестия, в конце концов посчастливится найти волшебное Руно. Алхимическая интерпретация последнего мотива присутствует в уже упоминавшейся поэме Бероальда "История шелкопряда" (1600): процесс изготовления "богатого руна" ничтожно малым насекомым напоминает Бероальду о Великом Делании, получении "философского золота" 12.
Отсюда протягивается нить и к самому герметичному из романов Бероальда, "Путешествию удачливых принцев". Происхождение его сюжета - мореплавание Кавалирея, Фонтелана и Виварамба в поисках прекрасной нимфы Ксирилы - чрезвычайно экзотично и не имеет аналогов в творчестве Бероальда. Как показывает И. Цингер13, сюжет романа имеет много общего с выпущенным в 1557 году в Венеции "Паломничеством троих сыновей царя Серендиппа" (книга имела большой успех, особенно во Франции, где выдержала два издания). При этом "Паломничество" представлено как перевод с персидского, выполненный неким Кристофоро Армено. Книга
___________________
11. Hesteau de Nuysement, Clovis. Les visions hermetiques. P., Culture-Art-Loisirs, 1974, p. 283.
12 Алхимическая интерпретация Руна очень часто встречается в XVI-XVII веках. Так, в 1541 году в Нюрнберге выходит антология алхимических текстов под общим названием "Historia Jasonis", а в приложении к французскому переводу нашумевшей эзотерической поэмы Дж. Аугурелли "Хризопея" (1550) речь шла о "химическом бракосочетании" Алхимии и Руна. Наконец, в 1598 году в Германии выходит алхимический трактат Саломона Трисмозина "Золотое Руно" (французский перевод был опубликован в 1612 году). См. также: Йейтс Ф. Розенкрейцерское Просвещение. М.,Алетейа, Энигма, 1999. С.130, сноска 2.
13. Zinguer I. Le roman steganographique. Le Voyage des Princes Fortunez de Beroalde de Verville. P., Champion, 1993, entreprise III ("Intertexte"). Автор монографии, вслед за Бероальдом, именует главы своего сочинения "предприятиями".
Армено в свою очередь является переработкой в итальянском вкусе поэмы "Восемь райских садов", принадлежащей перу классика средневековой индийской литературы, писавшего на фарси - Амира Хосрова Дехлеви (1253-1325). В романе угадывается аллегория Великого Делания: принцы по воле отца пускаются в инициатическое путешествие, причём им приходится иметь дело с реальностью, управляемой законами магии. Один из героев, мудрец Самердокс, произносит похвальное слово каббале как кладези фундаментальных познаний. Не случайно также, что имя нимфы Ксирилы - анаграмма слова "эликсир" (одно из наименований философского камня). Путешествие принцев у Бероальда происходит, как и у Рабле, в достаточно условном с географической точки зрения пространстве, хотя отдельные ориентальные приметы здесь присутствуют.
В предуведомлении к "Путешествию удачливых принцев" Бероальд осмысливает стеганографию как литературную параллель к весьма популярному в XVI-XVII веках приему анаморфоза в изобразительном искусстве: "это то, что используют в живописи, когда взору представляется какой-нибудь пейзаж, или порт, или портрет, под которыми, однако же, скрывается какое-то другое изображение, а разглядеть его можно в том случае, если посмотреть с определенного места, указанного автором".
Прием анаморфоза осмыслен и всесторонне, в том числе и на метафорическом уровне, использован писателем во многих его сочинениях. Так, уже в поэме "Необходимые познания" утверждается необходимость внимательного чтения текста, ведь не исключено, что его подлинный смысл раскрывается лишь с определенного угла зрения:
Tous ces divers discours 1'un de 1'autre dependent;
Ne les jugez donc point que vous n'ayez tout lug
Car la juste raison par laquelle ils s'entendent
Seroit possible au point que vous n'auriez pas veu.
Все эти различные рассуждения зависят друг от друга; не судите же о них до тех пор, пока вы не прочитали всего, ведь возможно, что их истинный смысл будет ясен только с какой-то еще не известной вам точки зрения.
В дальнейшем Бероальд пробует применить принцип анаморфоза и к системе образов. Это в первую очередь относится к его роману "Орлеанская девственница". Читатель недоумевает, почему главная героиня, Жанна, словно бы раздваивается: она как будто бы родом из Орлеана - и в этом смысле она есть историческая Жанна д'Арк; но вместе с тем ее родиной является волшебный остров Симпликей, и в этом смысле она является феей. Скорее всего, речь идет всего лишь о персонаже, в определенном смысле походящем на Жанну 14. В таком случае несколько проясняется причудливое удвоение почти единственного - наряду с Сафо – женского персонажа романа "Le Moyen de Parvenir": читатель не в состоянии
понять, исходят ли реплики "Жанны" и "Девственницы" от одного лица или же от двух?
Что же касается романа "Кабинет Минервы", то в нем среди многочисленных диковин, которые созерцают гости главной героини (одновременно и феи, и знатной ученой дамы) присутствуют и живописные полотна, написанные по анаморфическому принципу. Персонажи рассматривают чрезвычайно искусно и детально выписанный пейзаж с долинами, утесами, сценами охоты и рыбной ловли - сюжет картины, в общем, совершенно безыскусен. Но вот наступают сумерки, и при искусственном освещении зрители, разместившиеся на скамеечке, удаленной от картины на надлежащее расстояние, видят нечто иное, а именно серию эпизодов из драматической любовной истории красавицы Фениссы и принца Конрада (о них сразу же начинает повествовать сама Фенисса). Правда, изложение истории не доведено до конца, так как внимание аудитории переключается на другого рассказчика.
Обилие вставных новелл - жанровая закономерность романа рубежа XVI-XVII веков. Их немало и в "Путешествии удачливых принцев". Особенно примечательны, на наш взгляд, две; обе позаимствованы у Хосрова - Армено. Первая из новелл представляет собой историю метемпсихоза. Мудрый и любознательный царь Эвфрансис узнаёт секрет переселения душ у старого друида, причём Бероальд, в отличие от других разрабатывавших этот сюжет авторов, пытается дать ему естественнонаучное объяснение: "дух настолько чист, что не занимает никакого места в пространстве, а стало быть, ему безразлично, в каком теле пребывать". Царь велит, чтобы ему принесли воробья, и друид , приложив свои уста к клюву птицы, переселяется в нее15, а затем, некоторое время полетав по царским покоям, возвращается в собственное тело. При помощи розовой эссенции ту же науку усваивает и монарх. Он "стал весьма сведущ по части сией чудодейственной науки и часто
_________________________________
14 Mauri D. La Pucelle d'Orleans et le Voyage des Princes Fortunez: deux miroirs a facettes. // Beroalde de Verville. 1556-1626. P., Presses de 1'ecole normale superieure, 1996, p.146.
15 Ср. герметический рецепт "Воскрешение трупа": "Я тебя заклинаю, дух, витающий в воздухе, войди в это тело, наполни его душою и жизненною силою" (Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада. Киев, Ирис - М., Алетейа, 1998, с.245).
прогуливался среди народа в обличье гончей". Далее, в полном соответствии с сюжетом Хосрова-Армено, царь на свою беду делится секретом со своим миньоном (у Хосрова - визирем): тот разрабатывает коварный план. Во время охоты миньон как бы в шутку предлагает монарху вселиться в тело лани, а сам проворно переселяется в тело царя. Обманутый монарх долгое время пребывает в обличье лани и подвергается многочисленным опасностям, а затем, воспользовавшись подвернувшейся возможностью, переходит в тело попугая. Птица умышленно попадает в сети ловца, тот дарит его царице, и в результате ловкого обмана лжемонарх переходит в курицу, а попугай возвращается в царское тело. За вычетом малозначительных деталей Бероальд не вносит никаких корректив в исходный сюжет, зато он даёт ему интерпретацию в духе собственных научно-философских идей. История с переселением душ становится удачным поводом выразить свое восхищение "внутренней истиной", преодолевающей принуждение со стороны "кажимости", все той же escorce. Царица достойна похвалы, ибо не придала значение обманчивой видимости и быстро поняла, что в обличье попугая скрывается её супруг.
Этот эпизод привлек к себе внимание одного из самых известных французских писателей XVII века, Шарля Сореля, который пересказал его в составленных им примечаниях к собственному роману-пародии "Сумасбродный пастух" 16. Между тем романическая (не только пасторальная) традиция воспринималась Сорелем с позитивистским неприятием всякого неправдоподобия весьма язвительно. Символом аффектации, надуманности и вторичности становится для него, как известно, "Астрея" д'Юрфе. Вполне логично было бы предположить, что и "Путешествие удачливых принцев", сверх меры насыщенное не гиперболизацией переживаний героев, но и явными небылицами (fables, по Сорелю), будет встречено им в штыки. Ведь он ворчит даже по поводу несообразностей "Дон Кихота" и с вызовом заявляет, что уже двенадцать лет вообще не брал в руки роман Сервантеса. И в то же время Сорель не раз цитирует отдельные пассажи "Путешествия..." и находит доброе слово даже для гораздо более зависимых от романических штампов своей эпохи "Приключений Флориды". Это говорит о том, что Сорель, суровый, но проницательный критик, тонко ощущает взрывную энергию книг Бероальда, напряженность между заключенными в них топосами и fables и устремленностью автора к Истине (на наш взгляд, более жанровой, нежели
_______________________
16 Sorel, Charles.. Remarques sur les XIII livres du Berger Extravagant. P., Toussaincts, 1628., p .674.
мировоззренческой). Эпизод с метемпсихозом в этом отношении, конечно, из самых показательных. Ведь здесь невозможно с уверенностью сказать, где escorce, а где essence. Что именно относится к "сущности" - увлекательные волшебные приключения или вытекающее из соответствующих перипетий нравоучение? Окончательного ответа не существует, и именно в этом видится значение Бероальда, которого наряду с Сервантесом можно считать одним из отцов-основателей новоевропейской "литературы" (в противовес средневековой "словесности").
Другой заслуживающий внимания эпизод "Путешествия удачливых принцев" связан с загадкой, которую приходится разрешать им в царстве Зобара. Перемещаясь с острова на остров, принцы проходят серию испытаний, среди которых важное место принадлежит разгадыванию загадок. В царстве Зобара на всех наводила ужас огромная рука, которая то и дело выходила из-за моря, хватала кого-нибудь из местных жителей и утаскивала неизвестно куда. Тогда Руке предъявляют магическое Зерцало справедливости. Этот мотив подробно развит в книге Армено: Зерцало помогает определить истину в судебных спорах, действуя как своего рода "детектор лжи": говорящий правду отражается в нем самым обычным образом, а вот у лжеца мгновенно чернеет лицо, и только просидев сорок дней в глубоком колодце на хлебе и воде, лжец восстанавливает первоначальный цвет лица. (Почернение это в известной мере соотносится со стадией nigredo). Но в данном случае Зерцало лишь отчасти разрешает проблему: рука перестала забирать людей и ограничилась животными. И только принцы находят единственно верный способ окончательно избавиться от напасти. Кавалирей выходит на берег моря и поднимает правую руку с растопыренными указательным и средним пальцами, сложив остальные. Таинственная Рука немедленно и навсегда исчезает в волнах.
Ясно, что речь в этом эпизоде идет опять-таки о Великом Делании. Пять пальцев - символ четырёх основных алхимических субстанций плюс квинтэссенция, их активный первоисточник. Но для осуществления Великого Делания достаточно двух компонентов - Серы и Меркурия, так называемого "ребиса" (как сказано у Бероальда, "двух частей хватит, чтобы завершить приключение" )17. Что же касается изменения тактики Руки после
____________________
17 Ср. в "Зерцале Алхимии" Роджера Бэкона (ок.1267 г.): "Заметьте, прежде всего, что начала металлов суть: ртуть и сульфур (сера). Эти два начала породили все металлы и минералы..." (Цит. по изд.: Теория и символы алхимии. Великое делание. Киев, Новый Акрополь, 1995. с. 88). Примечательно, что в данном случае Бероальд отходит от Парацельса, который как раз придерживался "триадической концепции", о чем пишет В.Л. Рабинович (Знание за пределами науки. М., Республика, 1996, с.175).
демонстрации ей Зерцала, то, по замечанию Кавалирея, "это явно означает, что большинство тех, кто находит для себя развлечение в прекрасном искании, подобны животным, ибо придают значение видимости, а надлежит обращаться к сути". Несомненно, Кавалирей близок к позиции алхимиков, - например, жившего в IV веке Зосимы Паннополитанского: глядящий в зеркало постигает реальность "сквозь обманчивую кажимость" 18 . С другой стороны, Зерцало - это и сумма мирового знания ("всякий, кто смотрится в это зерцало, сможет узреть и познать три части вселенского знания", пишет Бероальд). Кроме того, зеркало изготовлено из стекла, а оно есть "хрусталь мудрецов", синтез Воды и Огня, чрезвычайно существенная для Бероальда алхимическая субстанция не менее, а может быть, и более важная, чем золото - об этом прямо сказано в "Обозрении великолепных изобретений") 19. Но и в данном случае занимательность сюжета выглядит во всяком случае не менее значимой, чем присутствие в тексте алхимических смыслов.
Все тот же Кавалирей, следующим образом формулирует цель мореплавания принцев: "после многих предприятий и поисков нам откроется знание святой Галанктизеи" <выделено нами. – К. Ч.>. Это загадочное имя, по замечанию современного исследователя Ж.-Ф. Марке, может быть истолковано двояким образом. Здесь обыгрывается, как понятие "гален" - одно из наименований первоматерии у алхимиков, - так и "галантность"20. Таким образом, в "Путешествии удачливых принцев", как и в "Приключениях Флориды", Опус и любовный дискурс представлены в нерасторжимом единстве.
"Все когда-либо написанные книги, как и те, что будут написаны в дальнейшем <...>, суть лишь истолкование изложенных здесь тайн", заявляет по поводу своего самого знаменитого сочинения – «Le Moyen de Parvenir» - Бероальд (точная дата его первой публикации до сих пор остается дискуссионной, так как на титульном листе стояло только: imprime ceste annee, "напечатано в этом году"). Прочитавший книгу будет сведущ во всех науках, уверяет автор. Но это - не более чем мистификация. На поверку перед читателем разворачивается коллекция новеллистических сюжетов и
_____________________
18. Цит. по изд.: Alleau R. Aspects de 1'alchimie traditionnelle. P., Minuit, 1986., p. 157.
19 Роль стекла акцентирована также у Парацельса и у уже упоминавшегося Эсто де
Нюизмана. Последний полагает, что именно "витрификация" ведет к повышению
прочности костей, панцирей и раковин животных и растений (Hesteau de Nuysement
С. Op. cit., p.169).
20Marquet J.-F. Beroalde de Verville et le roman alchimique.
// "XVII siecle", 1978, №120. P.164.
микросюжетов, почерпнутых главным образом из позднеренессансного фонда. "Le Moyen de Parvenir" представляет собой вселенский пир, весёлое и непринуждённое застолье, в котором участвует около 400 персонажей. Участники трапезы в романе Бероальда обмениваются репликами и байками, обычно непристойными; они не слишком стесняются в выборе выражений. Между тем речь идет в большинстве случаев о знаменитых мужах. Они представляют различные эпохи - античность (Гомер, Эзоп, Тит Ливий, Плутарх...), средние века (Альберт Великий, Ален Шартье, Роджер Бэкон...), наконец, Возрождение (Петрарка, Эразм, Поджо Брачоллини, Петр Рамус, Гийом Бюде, Ронсар...). Как правило, соотнесение этих "персон" с их реальными прототипами либо полностью отсутствует, либо носит весьма поверхностный характер, либо, наконец, приобретает вид мистификации.
Вполне самостоятельную проблему представляет истолкование заголовка книги - "Le Moyen de Parvenir". Закрепившийся у нас в последнее время вариант перевода «Способ выйти в люди» кажется однобоким, он учитывает только одно значение слова parvenir, снискавшее, правда, большую популярность в начале XVII века - "продвинуться по социальной лестнице". На наш взгляд, в не меньшей степени Бероальд учитывал и алхимические коннотации понятия. И здесь надо снова обратиться к сочинениям, приписываемым Никола Фламелю. В его книге "Вожделенное желание" (опубл. 1629) по поводу философского золота сказано следующее: "Эликсир Философов, создания которого можно добиться лишь при использовании надлежащего способа" ("L'Elixir des Philosophes, qu'on ne peut parvenir a faire que par un Moyen propre"21 <выделено нами. - К.Ч.>). Похоже, речь едва ли идет о случайном совпадении. Труды Фламеля, фигуры во Франции поистине легендарной, явно были известны Бероальду, и он намеренно и не без иронии обыгрывал некоторые положения алхимика на свой лад. Итак, нам представляется наиболее уместным следующий вариант названия книги: "Способ добиться успеха"; он включает в себя и социальные, и алхимические обертоны.
Алхимическая тематика занимает большое место в романе, причём преимущественно в ироническом плане. "Алхимики только и думают, что о философском камне", - насмешливо замечает Ксенократ. Чистое, эпикурейское наслаждение, к которому склоняются участники Пира, для них недоступно: "наше доброе вино - не что иное, как чистый дух вина, который никогда не понять знатокам квинтэссенций" (в оригинале: quintessencieux);
______________________________
21Flamel N. Le liver des figures hieroglyphiques, op.cit., p.187.
нет нужды говорить о том, сколь важно для алхимиков понятие "квинтэссенция", или пятый элемент. Наконец, и само по себе содержание романа иронически уподобляется тайне философского камня.
Особый интерес представляет необычно пространная для вообще-то лаконичных персонажей романа речь Парацельса. Здесь есть приметы детерминизма: Парацельс гневно именует медиков "бешеными псами" - известно, как третировал традиционную медицину реальный Парацельс; рассуждает о макро- и микромире; отказывается говорить о квинтэссенции как о сокровенном знании - "мне запрещено писать о некоторых вещах, касающихся этой тайны. Но чем дальше, тем больше тирада Парацельса приобретает вид тонкой пародии. Так, вместо четырёх алхимических элементов речь заходит о "четырёх элементах надувательства" - церковных, судебных, врачебных и торговых обманах. Макрокосм оказывается пикарескной реальностью: "Итак, после того, как все эти элементы были соединены, сложены, собраны, извлечены, изготовлены, вытянуты, предложены, найдены, оживлены и завершены - был сооружен, построен, устроен, составлен, сведён воедино, взвешен и приготовлен плутовской мир...". Здесь налицо пародирование двенадцатой новеллы "Новых забав" Б. Деперье ( она имеет подзаголовок: "Сравнение алхимиков с женщиной, которая несла на рынок горшок с молоком"). У Деперье ироническому перечислению подвергаются алхимические процедуры: "После всех их обугливаний, обжиганий, замазываний, раздуваний, процеживаний, прокаливаний, замораживаний, сгущений <...> у них вдруг разобьется какой-нибудь аламбик, и они оказываются в таком же положении, как эта добрая женщина"22. Таким образом, как и в ранних произведениях Бероальда, этапы Великого Делания оказываются удобной метафорой, позволяющей вести речь о вещах вполне прозаичных и будничных.
Любовный дискурс в "Способе добиться успеха" оказывается безнадежно разрушенным, место любви занимает низменный секс. Параллельно этому процессу снижения платонических коллизий, отыгранных в более ранних романах Бероальда, деградации и пародированию подвергается также алхимический дискурс. Сочетая раблезианские мотивы с грубоватым "готическим комизмом", Бероальд создаёт роман-мистификацию, не столько аккумулирующий в себе знание, сколько методично обессмысливающий и пародирующий это знание. Идея создания алхимического аллегорического романа, которая оказалась
__________________________
22 Деперье Б. Новые забавы и веселые разговоры. М., Республика, 1995, с..46.
Цитаты из сочинений Бероальда де Вервиля приводятся по следующим изданиям:
V.-L. Saulnier. Antologie poetique de F. Beroalde de
Verville.P., 1945.
Les Cognoissances necessaires. Paris, 1583.
Le Tableau des riches inventions. Paris, 1600.
L’ Histoire des vers qui filent la soye. Tours, 1600.
Le Cabinet de Minerve.. Rouen, 1601.
L’Histoire veritable ou le Voyage des Princes Fortunez.
Paris, 1610.
Le Moyen de Parvenir. Edition etablie, presentee et annotee
par Ilana Zinguer. Nice, 1985.
Le Palais des Curieux. Paris, 1612.
весьма актуальной и продуктивной для Германии (имеется в виду в первую очередь изданная в 1616 году "Химическая свадьба Христиана Розенкрейца")23> имела своих адептов и во французской прозе. Но самое яркое свое воплощение она обрела именно в творчестве Бероальда - и им же фактически была опровергнута. Автор "Способа..." констатирует несовместимость обновления жанровых форм с изложением доктрины, несовместимость перехода от "романического" к "романному" (именно этот переход, по сути дела, и проповедовал Сорель) с алхимическим знанием. "Кожура" приходит в противоречие с "сущностью" - вот главный жанровый урок "Способа добиться успеха", романа, всё ещё до конца не раскрывшего свои - жанровые, а не алхимические! – тайны.
______________________
3 См.: Йейтс Ф. Розенкрейцерское Просвещение. Цит.соч., гл. V.