АЛЕКСАНДР ЩУПЛОВ
С В О Б О Д Н Ы Е С Т И Х И — III
Свободные стихи — I опубликованы в №7 под названием "Кураж оранжерейных померанцев". (Ред)
1
И МАЙСКИЕ ПАРАДЫ НА НЕОБЪЯТНОМ ЦАРИЦЫНОМ ЛУГУ, огороженном садами, зданиями, казармой Павловского полка, майские парады с расшитыми золотом литаврами, с ровным проходом павловцев, в которые отбирали со времен государя Павла I
курносых (как упомянутый государь) молодцев — и носопырки стреляли в воздух из-под высоких киверов с красной спинкой, сиявших почти самоварной начищенной медью... И майские парады, говорю я вам,с безумной джигитовкой воинов кавказских гор — этих хевсуров,
черкесов, лезгинов, который неслись во весь опор в своих кольчугах и панцырях, стоя в седле, а подъезжая к императорской фамилии, падали под брюхо своих лошадей и подхватывали брошенный царицей платок... Царица была одинока еще с младых ногтей,
когда вырастала в маленьком замке Югендгейм, что в окрестностях Дармштадта. Одиночество преследовало ее и в царскосельских опочивальнях. Кожа грубела от воздуха. Не помогал отвар из миндальных отрубей. Свежим огурцом, разрезанным во всю его длину, обтирала она после
прогулок лицо. Не помогало. И еще эти комары — тушили все огни,над умывальной чашей с водой держали зажженую ветку можжевельника. Ошарашенные комары летели вон в окна... А сама царица сидела в длинном кресле. На одной ручке его на шалнерах был
устроен столик, который можно было приблизить, отдалить, понизить или наоборот... После родов царица в бытность еще великой княгиней изволила завтракать в нем, приучать сердце в дрессировке в смысле официальной чувствительности и вспоминать эти майские
парады на Царицыном Лугу или выезд a la Daumont (шестерка лошадей, плетеная колясочка, два лакея со скрещенными на груди руками — на подвесочке) на иллюминацию ... Все уходило, улетало прочь. Государь увлекся княжной Долгорукой, бывшей смолянкой. Выразил
желание поехать в Париж на выставку (май 1867 г.). В первый день отправился в Opera Comique, но найдя спектакль скучным, вернулся в Елисейский дворец. Впрочем, между одиннадцатью и полуночью постучал к графу Адлербергу и попросиль для прогулки денег...
Адлерберг сообщил графу Шувалову, тот выделил для сопровождения — в отдалении — собственных агентов. Государь (после докладывали агенты) нанял фиакр и велел везти себя на улицу Рампар. У положенного дома он долго возился с воротами, не зная, что нужно было по
тянуть за веревку, чтобы они открылись. Сообразительный агент изобразил прохожего, толкнул как нужно ворота и прошел в глубь двора... Государь за ним. Ан-нет, извозчик ошибся двумя домами... Адлерберг и Шувалов тряслись от страха, пока государь
в обществе Долгорукой пивал чаи и рассказывал про майские парады на Царицыном Лугу... По смерти царицы государь женился на Долгорукой, дав ей титул княгини Юрьевской. Он женился в штатском платье, говоря:"C`est un partikulier, mais pas l`empereure, qui repare une
faut commise et repare la reputation d,une jeune fille" — "Это не император, а частный человек, который исправляет совершенную ошибку и восстанавливает репутацию юной девушки". Государь — с надвинутой на лоб фуражкой и севастопольским дымом бакенбардов на щеках —
продолжал совершать ежедневный моцион пешком по Дворцовой площади ли, по набережной до Летнего сада без видимой охраны, пока не образовалась свора бомбометателей, учредивших настоящую охоту на него. С той поры он появлялся на петербургских улицах
не иначе, как в закрытой блиндированной карете, несущейся во всю прыть по брусчатке столицы в окружении казачьего эскорта. В снежном тумане близ Театрального моста бомбой ему оторвало ноги. Как знать, может быть, майские парады на необъятном Царицыном Лугу
пронеслись пред очами второгодника в школе Смерти, как знать.
2
МИТРОПОЛИТ НОВГОРОДСКИЙ И САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ Гавриил был широкой кости, точного ума и кроткого нрава. Прибавим белую бороду — и получим все, что требуется для того, чтобы нравится дамам екатерининского столетия. Хотя, нет... Было и еще
что-то, магнетически влияющее на женскую блудливо-трепетную душу, свившую гнездо за гипюром и кружевами. Что? Как бы это сказать поделикатнее... Однажды княгиня Голицына увидела митрополита едущим по саду. Она пошла навстречу старику с кротким
обиженным лицом и рухнула на колени пред его полузакрытыми всевидящими очами. Митрополит сорвал осеннюю розу с ближнего куста и подал ее, дышащую увяданием чувства, княгине. Вместе со своим благословением, разумеется...
3
ОН БЫЛ МЛАДШИМ СЕДЬМЫМ СЫНОМ СКОТОВОДА СРЕДней руки именем Жамсаран. Семья в одиннадцатом колене по женской линии вела свой род от Чингисхана... Координаты независимости вмещали шестистенную юрту, в которой кочевали по Агинской степи
Забайкальского кроя, и саму эту степь. Кланялись лишь русскому исправнику, которого потчевали водкой, не притрагиваясь к ней (буддисты!). Молоко и кожа ничего не стоили. Остальное стоило всего. Старшего брата Жамсарана шестилетним малышом эмчи-ламы отобрали в числе детей, предназначенных к обучению в дацане тибетской медицине. На дворе стояло время перемен. В далеком Санкт-Петербурге готовились реформы, которые докатились до степи. Появились Степные думы, в которых заседали выборные буряты
с непрошедшим запахом овечьего пота за смуглыми ушами. В такой думе стал сидеть старший брат Жамсарана — Сультим, ставший доктором. Младшего глава семьи отправил в далекий Санкт-Петербург. К тому времени старший брат усмирил тифозную горячку,
разлившуюся по степи. Окуривание тлеющими палочками из скатанной травы дало пользу. Губернатор граф Муравьев-Амурский оценил подвиг бурята — русское Географическое общество избрало его членом-сотрудником своего Сибирского отделения. Приглашенный
в северную столицу, он открывает аптеку тибетских лекарств, читает лекции в Университете,крестится и принимает имя Александра с таким же отчеством (в честь здравствующего императора), преподает монгольский язык, пытается организовать перевод "Жуд-Ши" и,
наконец, и вызывает к себе младшенького отпрыска рода. Тот производит процедуру крещения и становится Петром. Петром Бадмаевым. Крестным отцом пожелал стать сам император Александр III. Его пациентами становятся члены царствующей семьи, министры
(дружба с премьером Витте!)... Трактат Бадмаева о присоединении к России Монголии, Тибета и Китая Витте по ознакомлении передает государю Александру Александровичу. "Все это так ново,фантастично — замечает тот, — что с трудом верится в возможность успеха".
С новым — последним — императором Бадмаев устраивает переписку, но и в беседах прожектирует с неистовым воображением степного отпрыска... Комиссара Временного правительства неистовый бурят попросту выставил с дачи в Поклонной, отчего новое правительство
свободной России решило выставить поклонника абсолютной монархии за пределы России. "Мистер Бадмаев, приказываю вам снять дамский берет!" — кричал фальцетом юный меньшевик Миша Островский (из евреев!), размахивая маузером. Бархатный берет жена бурята дала ему для согревания старческой уже головы... Потом большевики. ЧК помещает бурятского своевольника в Чесменский лагерь, где его не выпускают из ледяного карцера. Освобождение. Новая посадка — в "Кресты". Смерть в тюремной больнице. Умирающий
Бадмаев взял слово с жены, не прекращать приема больных даже в день его смерти...
СВОБОДНЫЕ СТИХИ — IV
1
"РАЗНЫЕ ГУБЫ ЦЕЛОВАТЬ БУДУ, РАЗНЫМ КУДРЯМ ДАМ свои ласки и разные имена я шептать буду..." — почему-то вспомнил он свои, подернутые патиной (не нафталином же пересыпанные?) стихи, связанные со вторым итальянским путешествием. Но это
писалось три десятка лет тому назад. А сейчас на петербургском дворе стоял 1926-ой. Под калошами почавкивал мокрый ноябрьский снег. Петербург уходил под воду ноябрьской осени. В гостинице его ждал прибывший Юша — народный комиссар иностранных дел Георгий
Васильевич Чичерин. Потолстевший, он начал на "ты", словно они расстались вчера — когда Юша, сломя голову примчался во Флоренцию, где друг его сызмальства, входивший в моду Михаил Кузмин влюбился в lift-боя Луиджино и собирался увезти его слугой, —
с согласия родителей, — в Россию. Они давно не представляли загадки друг для друга — с тех юношеских пор, когда их связала одна ориентация, одна страсть, одна боль... Юша обсуждал "Кармен", готовился к походу на "Мейстерзингеров", острил и предавался
воспоминаниям юности... Его секретарь, милый молодой человек, два-три раза возник в дверях и с пониманием удалился. "Почему мало печатаешься?" Мало пишешь?" — с неподдельным непониманием вопрошал Юша. Он был барственно величав, любезен, не без
блудливого щекотания взглядом... Время было еще не колодным. Только сухой, глухой стук колод стоял вдали — в близкой дали. Это потом, через год, испуганный Лева Раков прибегал на Спасскую, где поэт обитал со своим Юрочкой и куда ежедневно заходила на
правах супруги последнего Гильдебрандт-Арбенина... Так вот, Лева прибегал на Спасскую и на ухо сообщал: его вызывали в ГПУ и расспрашивали, "что связывает с Кузминым, кроме педерастии"... Но это потом. А пока шел милый разговор двух друзей детства.
В Дневнике поэт записал: "Всеобщая сенсация с Чичериным. Все удивлены, что я ничего у него не попросил, но я думаю, что так лучше".
2
"ФОРТОЧКУ НЕ ЗАБУДЬТЕ! ФОРТОЧКУ!.." — ОН БРОСИЛСЯ НА стул и руки повисли, как у Пьеро... Вообще-то речь шла о соотношении социализма и индивидуализма. Спорили меньшевик Николай Валентинов (он же Н. Вольский) и поэт Андрей Белый (он же
— Б.Бугаев). И тут выслушав тезисы о "конгрегальной системе" Авенариуса и теории "я" и "мы", поэт бросился на стул и руки повисли у него, как у Пьеро: "Форточку не забудьте!" — "Какую форточку?" — "Форточку в вашем социалистическом обществе! Это ужас — жить та-
буном, прижатыми друг к другу. Только "мы" мычат. Духовная теснота... Дышать невозможно! Форточку!" Впрочем, вскоре о форточке было забыто: "Вы, милый, не так сидите! Нужно опираться не на всю ступню, а только на цыпочки..." И через мгновение: "Ваши ученые
борцы с капитализмом так погрузились в душу дельца, что сами стали дельцами... Банком мне веет от их борьбы с банками..." Потом они поехали в Петровско-Разумовское: Валентинов — спорить со студентами тамошней Сельскохозяйственной академии об аграрной
программе; Белый ... Белый просто так — с каким-то палевым мешочком в руках. Мешочек был расшит цветами и болтался на длинном шнурке. Впрочем, в палевом дамском ридикюле лежали "Бесы"... Что можно еще ожидать от человека, студентом написавшего дипломную работу "О происхождении оврагов в русских полях"?! Так он и остался в памяти России: антропософ, танцующий фокстрот на русских полях — с оврагами, о происхождении которых он так и не узнал.
3
"Я ЕЩЕ НЕ ЛЮБИЛ, НО ЛЮБОВЬ МНЕ НРАВИЛАСЬ... ЛЮБЯ любовь, я искал предмета любви..." — Блаженный Августин в "Исповеди" был искренен, как на допросе в ЧК...