ДАВИД САМОЙЛОВ
ГЕНУГ
К истории создания цикла
Публикация, вступление, примечания, комментарии Геннадия Евграфова
В
принципе такие вещи публикуются родственниками, читай наследниками, после своевременной (или несвоевременной) кончины — нет, не автора (его уже давно нет с нами), а лица, которому они не только посвящены, но и в которых ОНО — ЛИЦО является, как говорили раньше, лирическим героем (да простят меня за этот, по-моему, вышедший из употребления, термин некоторые литературоведы новейшей формации). Потому что недоброжелатели могут иронически усмехнуться, усмотрев в небольшой поэтической вещице, может быть, некоторую лесть и "восхваление "героя" автором, которые он — "герой", — публикуя цикл до, если так можно выразиться, "усопания" предоставил на усмотрение читающей публики. И будут глубоко неправы, отожествляя "персонажа" с вполне конкретным, живущим сегодня и сейчас человеком, то бишь тем, кто явился всего лишь поводом для написания этой небольшой поэмки, хотя, безусловно, некоторые поэтические реалии в ней вполне соотносятся с жизненными. Те же, кто любил и ценил Д.С., надеюсь, только обрадуются (если не утратили, дожив до нашего сумбурного и во многом смутного, не очень-то располагающего к чтению стихов времени, этой способности)возможности познакомиться с доселе никому еще неизвестным текстом любимого поэта и посмеяться его поэтическим шуточкам. Так что главное в публикуемом тексте не герой, а сам текст, принадлежащий руке Мастера, — говорю это без всякой ложной скромности и тем более какого-либо самоуничижения. Кстати, подбил меня на этот шаг — то есть публикацию при собственной жизни, мой товарищ, одновременно являющийся главным редактором журнала, на чьих страницах и публикуется эта вещица. Иначе лежать ей в моем архиве до своевременной или несвоевременной... (см. выше).
Итак, в один из летних дней уже далекого и растаявшего в дымке времени советского 1988 года у меня раздался звонок. Из своего эстонского далека звонила Галина Ивановна (1) . После обычно принятых приветствий и расспросов о столичном житье-бытье (а как у вас в Москве? Горбачева еще не сняли? Водку не запретили? — А как там вы в своих палестинах, в более свободной, но по-прежнему остающейся несколько нам чуждой Эстонии? еще не отделились?) оказался я спрошенным — не могу ли я на недельку подскочить в славный прибалтийский городок Пернов (2) , поскольку ей с Петей (3) и Павликом (4) необходимо отбыть в Москву: мэтра (5)
оставлять одного не хочется, а хочется совсем наоборот — чтобы с ним побыл близкий ему и не раздражающий его человек. Поскольку Г.И. звонила именно мне, то надо было полагать, что таким человеком был я. К тому времени я уже несколько лет как состоял в членах Комитета московских литераторов и не являлся литсекретарем Самойлова, но дружба и, более того, душевная близость с Д.С. остались, и я, ни минуты не колеблясь, принял приглашение...
Очевидно, как и большинство нормальных интеллигентов-гуманитариев, да еще нечто пишущих, да еще желавших публиковаться и в то же время не замараться, я, испытывая некий конфликт с вскормившим и вспоившим меня государством, нисколько не испытывал к нему (я подчеркиваю — государству) и к правящему режиму ровно никаких чувств, за исключением нелюбви и некоторого презрения. И передо мной, как и перед многими друзьями по поколению, стоял выбор: либо идти в диссиденты (и в худшем случае готовиться к тюрьме, в лучшем — к высылке за границу), либо в дворники, сторожа и т.д. (чтобы поменьше соприкасаться с Соввластью и потихоньку делать свое дело, в то же время отлично понимая, что времена не выбирают, в них живут и умирают). Сидеть — скажу откровенно — не хотелось. Что касалось заграницы — то это еще бабушка надвое сказала. Мести улицы, а затем философствовать в дворницкой — тоже не улыбалось. И тогда с подачи Саши (6) (который к тому времени прошел тот же формальный ни к чему не обязывающий путь) я выбрал третье — оформился (разумеется, также формально) литсекретарем Самойлова. Тем более, что Д.С., к мнению которого я не только прислушивался — мнение его всегда для меня было важно, не терпящим возражений тоном убеждал, что диссидентство — это одно, а литература совсем другое. Помню, я все же пытался слабо возражать — а как же "он тоже заговорщик, и некуда податься кроме них" (7)
? Но поэт остался поэтом, поставил точку Д.С. После этого мы выпили несколько бутылок шампанского — ах, какое в Москве тогда было шампанское! — и пришли ко всеобщему согласию.
Шло время. Мало кто тогда подозревал, что вскоре слабые брежневские заморозки сменятся андроповскими морозами и станет еще мрачнее и скучнее жить. Ну а пока я продолжал обитать в Москве, Д.С. с Г.И. и частью семьи, как поговаривали близкие к поэту люди, пребывал в своеобразной эмиграции на берегах Балтийского моря. Обязанности мои (да практически никаких обязанностей и не было — была защита от государства, которое лицемерно полагало, что все его подданные должны если не работать, то хотя бы числиться где-то) меня не тяготили, и я занимался своим делом, постепенно начал печататься (естественно, под псевдонимом — какой "русскоязычный" не любил натянуть на себя скрывающую его семитское лицо литературную маску) (*) . Д.С. в силу своего физического отсутствия в столице звонил или писал мне, между делом (очень был деликатным человеком) прося обратиться к тому-то и к тому-то, сделать то-то и то-то, а однажды мы с Сашей даже составили его сборник "Линия руки" (8)
, о котором он не раз впоследствии говорил, что это его лучшая книга (пустячок, а приятно!) В общем, поручения мэтра были столь не часты и необременительны, что выполнял я их, не скрою, не без удовольствия. Не раз я бывал в Пярну и зимой, и летом, отдыхая там от довольно гнусной, порой даже густопсовой московской действительности. И так продолжалось до тех пор, пока в воздухе чуть-чуть не повеяло вольницей и на первом году перестройки я не вступил в профком литераторов. Но это нисколько не повлияло на наши отношения с Д.С., наоборот, мне казалось, что они еще более упрочились...
После звонка Г.И. я засобирался в дорогу. Сейчас могу точно сказать, когда это было — на подаренном мне экземпляре машинописи стоит дата — 15 июля, — проставленная рукой Д.С., и его же посвящение. Выехав из дому рано утром, вечером того же дня я уже был в Пярну. Самолетом до Таллина лететь меньше, чем автобусом добираться из известной эстонской столицы до менее известного курортно-исторического городка. Вокруг все цвело — северное лето отличается от южного неким спокойствием и упорядоченностью, загнанными в небольшие температурные рамки. Нет и буйной размашистости красок Кавказа. Улица Тооминга своей стерильностью и чистотой напоминала картинку из какого-то немецкого рекламного каталога, и только в доме №4 все было как в России. Мэтра я застал в саду, и он был уже достаточно хорош (**) — отсутствие Галины Ивановны он рассматривал как осознанную свободу. После взаимных поцелуев и объятий первыми его словами были: "Коньяк привез?" (9)
— "Привез." — "Ну так в чем же дело?" — "В рюмках." — "Это не проблема." И мы здесь же за летним столиком в саду, примыкавшему к дому, не торопясь, с известным чувством и наслаждением усидели отличную бутылку грузинского (настоящего! не чета нынешним) коньяка, который еще можно было, приложив некоторые усилия, купить в алкогольно опустевающей столице после всех немыслимых и потому как всегда абсурдных горбачевско-лигачевских компаний по борьбе с тем, что побороть — во всяком случае в России — невозможно.
Ну а после распития, несколько расслабившись и пребывая в хорошем настроении духа, Д.С. сказал: "А я тут, тебя поджидая, кое-что написал," — и прочитал мне цикл стихов, предлагающийся ныне вниманию читателей журнала "Комментарии".
Потом пошли разные интеллигентские разговоры, в том числе и о "Вести" (10)
, за которую мы уже боролись два года.
А через неделю или две, уладив все в Москве (связано это было ли с делами Варвары (11)
, или здоровьем Пети — точно не помню), в Пярну вернулась Галина Ивановна, которая была весьма довольна тем, что нашла нас обоих, как говорится, веселыми, и довольными, и пребывающими в полном здравии. А еще через некоторое время, хорошо отдохнув рядом с мэтром и получив мощный интеллектуальный заряд бодрости, я улетел домой.
Вот и все — генуг.
P.S. Гонорар за публикацию прошу передать единственному (пока) внуку Д.С. — Сереже.
Генуг
1.
Гену звали
Генацвали.
2.
Съев таблетку баралгина,
Диссидентку (***) барал Гена.
А она была невинна.
Это необыкновенно.
3.
Не еби, Геннадий,
Блядей.
Потому что это, Гена, —
Высшим принципам измена.
4.
Раньше Гена был генсек (****) ,
А теперь — геноссе.
Может этот человек
Не решать вопросы.
5.
У Гены
Хорошие гены,
Но жаль,
Что их нету у ... (*****)
6.
Скажу тебе, Гена, я,
Что Пярну не Генуя.
Загрязнен залив,
Нет вина в разлив,
А за водкой, Гена,
Очередь охуенна.
7.
Геннадий Крокодилыч,
Выпьем полбутылыч.
И съешь при том, Геннадий,
Картофельных оладий.
8.
Дружба, Гена, —
Основное.
Остальное —
Это пена.
9.
Гена,
Пей коньяк умеренно.
Чтоб был хер
Не как у мерина.
10.
Гена, худший аллерген —
"Морбус руссо-рустикум".
От него прими пурген
И присядь под кустиком.
11.
Ты, Гена, не искатель званий,
К примеру — доктора наук.
И так в тебе избыток знаний.
Генуг!
12.
Не любит Гена геноцид,
На геноцид Геннадий ссыт.
13.
Слушал Гена Генделя,
Пока не дали пенделя.
14.
А что такое, Геночка,
Хорошенькая девочка?
Хорошенькая девочка
Всегда срывается с крючка.
И надо с нехорошенькой
Иметь, Геннадий, дело.
Пускай глаза горошинкой,
Зато какое тело!
15.
...............................................
...............................................
.................................................
................................................. (******)
16.
Евграфов (*******) любит ев и графов,
А Гутман — любит лишь простых,
Для упрощения этапов
предпочитая холостых.
17.
В литературе, Геночка,
Снимать приятно пеночку.
Но где ты снимешь пеночку,
Когда уткнешься в стеночку?
18.
Евграфов не любит штрафов —
Чтоб кто-нибудь взимал с кого.
А любит он жирафов
И лошадей Пржевальского.
Готов он к отчисленьям
С немногих гонораров,
Чтоб возрастало племя
Горилл и казуаров.
19.
Он всегда в плену эмоций,
Потому и детям близкий.
С коньяку он — Песталлоцци,
А с сухого — Сухомлинский.
20.
Пишу стихи. Издалека
Ожидая Гену.
Вдруг бутылку коньяка
Привезет взамену! (********)
21.
Тебя изобразил я гуманистом
Широкого масштаба.
При этом думал, будучи марксистом:
Была бы баба.
1 Галина Ивановна Медведева, Г.И. — вторая жена Давида Самойловича.
2 Пернов — климатический и грязевой курорт (после 1917 г. Пярну) бывшей Эстонской ССР. В дореволюционные времена известен тем, что здесь некоторое время служил и проживал прадед Пушкина Абрам Ганнибал. В советские же времена получил известность тем, что здесь отдыхали Д. и И.Ойстрахи, Пикайзен и др. деятели отечественной культуры, а также постоянно с 80-ых годов проживал Д.Самойлов, которого постоянно навещали З.Гердт, М.Козаков, Ю.Ким и др.
3 Петя — сын Д.С. и Г.И.
4 Павлик — еще один сын Д.С. и Г.И.
5 Мэтр — так называли ?Давида Самойловича близкие и друзья.
6 А.Давыдов, главный редактор журнала "Комментарии". Старший сын Д.С. от Ольги Лазаревны Фогельсон, по мнению многих современников, первой красавицы Москвы 40-ых — 60-ых гг.
7 См. одно из самых известных и любимых читателями стихотворений Самойлова "Пестель, поэт и Анна."
8 Д.Самойлов. Линия руки (Стихотворения и поэмы). М., Детгиз , 1982 г.
9 См. поэму: "Пишу стихи. Издалека..."
10 "Весть" — экспериментальная редакционно-издательская группа, завершившая свою деятельность выпуском одноименного альманаха (1989), ставшего первым независимым изданием в СССР. В неё, кроме В.Каверина, Б.Окуджавы, Д.Самойлова, Э.Межелайтиса * , входил и ряд относительно молодых литераторов, включая А.Давыдова и автора этих "Фактов и комментариев".
11 Варвара — дочь Д.С. и Г.И.
* Когда номер был уже в наборе, из Парижа пришла печальная весть о смерти Булата Шалвовича Окуджавы. В том же месяце, июне, умер Эдуардас Межелайтис, первый из литературных "мэтров", поддержавший молодых нахалов, решивших утвердить в СССР свободную печать. Вечная память обоим поэтам. (Ред)
* См. "Генуг" (16) .
** Во всех смыслах слова.
*** Какую диссидентку — точно не установлено. Диссиденток было много...
**** Генсек — ГЕНЕальная шутка Ю.Д.Левитанского, а вообще имеется в виду тот период, когда я формально числился литературным секретарем Д.С.
*****... Моя первая жена. Ныне проживает в Америке.
****** ............................
******* См. предисловие.
******** Взамену чего — не ясно. Вероятно — для рифмы.