ВИКТОР ВИТЕНСКИЙ
ИСТОРИЯ ГОНЕНИЙ В АФРИКАНСКИХ ПРОВИНЦИЯХ
Латинский церковный писатель Виктор (Victor de Vita) происходивший из города Виты (Африка), был, по всей видимости, духовным лицом в Карфагене. В 484 г, спасаясь от преследований со стороны вандалов, он бежал в Эпир, где и написал (примерно в 488 г) "Historia persecutions provinciis Africae". Трактат посвящен событиям церковной и отчасти политической истории африканских провинций Римской империи с момента вторжения вандалов и до 484 г.
"История" построена по хронологическому принципу и делится на 3 книги. Первая повествует о нашествии вандалов под предводительством Гейзерика (в 429 г), в Африку: исповедовавшие арианство, вандалы стремились не только утвердить власть, но и распространить свою веру в завоеванных землях, ибо большинство жителей их были католиками-омоусианами и, в противоположность арианам, веровали в Триединство Бога и единосущность Отца и Сына.
Вторая книга описывает правление царя вандалов Гунирика, сына Гейзерика, наследовавшего отцу в 477г. и продолжавшего преследовать католиков, не пожелавших переменить веру. Завершает ее рассказ о Карфагенском соборе, созванном в 483 году согласно эдикту царя, чтобы эпископы-ариане и омоусиане могли "обсудить все спорные вопросы" и "принять совместное решение о католической вере" для достижения компромисса в вопросах веры (разумеется, на условиях ариан). Ко второй книге логически примыкает так называемая "Книга католической веры" (Liber fidei catholicae) - письменное исповедание веры, содержащее основные постулаты католической веры, представленное на соборе католическими епископами.
3-я книга посвящена событиям, последовавшим за Карфагенским собором, когда стала очевидной невозможность компромисса и новая волна гонений, продлившихся вплоть до внезапной смерти Гунирика в 484 г, захлестнула Африку.
На русский язык трактат переводится впервые, хотя на языке оригинала уже давно известен церковным историкам и писателям. Вниманию читателей журнала предлагается перевод второй его книги.
КНИГА ВТОРАЯ
(II,1) Итак, после смерти Гейзерика старший сын Гунирик наследовал отцу. В первые годы своего царствования он, чтобы заслужить расположение варваров, начал поступать более мягко и снисходительно, и особенно в отношении нашей религии; так что даже там, где прежде, в правление Гейзерика, существовало предубеждение к христианам, теперь собрания верующих были не малочисленны, но проходили при большом стечении народа. И чтобы показать свое благочестие, царь постановил непрестанно разыскивать еретиков манихеев, из которых многих он сжег, большинство же отослал на кораблях за море. Движимый религиозным рвением, он раскрыл едва ли не всех манихеев, а пресвитеров и диаконов назначил главным образом из ариан; и чем больше он почитал последних, тем сильнее вознегодовал на первых. Из них же был найден один, монах по имени Клементиан, имеющий надпись на бедре: "Манихей, ученик Иисуса Христа". За эти вот дела достопамятный властитель заслуживает быть упомянутым с большой похвалою; одним только вызывал он неприязнь: своей ненасытной страстью к беспощадному преследованию инакомыслящих, ибо он наполнил провинции своего царства различными кознями и, кроме того, установил обременительные налоги, так что многие подданные говорили о нем: "царь, весьма жадный до денег и клеветник". Однако он предоставил свободу действий императору Зенону, а также Плацидии, оставленной Олибрием; они же просили, чтобы церковь Карфагена по своему усмотрению избрала себе епископа, но она, таким образом восстановленная в своей славе, уже через 23 года была покинута.
(II,2) Для исполнения этого царь отправил в церковь сиятельного Александра, получившего такое поручение: чтобы в его присутствии католический народ испросил для себя достойного епископа, кроме того, распорядился через своего секретаря, по имени Витарит, чтобы публично был оглашен эдикт, содержащий следующее предписание: "Государь повелел сказать вам: так как император Зенон и благороднейшая Плацидия через сиятельного мужа Александра письменно обратились к нему, прося, чтобы церковь Карфагена обрела собственного епископа вашей веры, он распорядился, чтобы было так, а также отправил им в ответ послание и приказал прямо объявить об этом через наместников, чтобы, как было испрошено, вы избрали себе епископа по вашему усмотрению, чтобы с его помощью и руководствуясь его наставлениями и епископы нашей веры, которые находятся в Константинополе и других провинциях Востока, обрели бы свободу суждения, в своих церквях, как каждый из них пожелает, могли бы красноречиво проповедовать народу и наставлять его в христианской вере, точно так же как вы здесь и в других церквях, которые расположены в провинциях Африки, получаете беспрепятственную возможность служить мессы и проповедовать в ваших церквях, и полную свободу поступать так, как велит вам ваш закон. Однако, если какое-либо из этих условий не будет выполнено, тогда не только избранный епископ и клирики, но и другие епископы со своими священниками, находящиеся в африканских провинциях, будут отправлены к маврам".
Пока оглашался эдикт об объединенной церкви, а было это в четырнадцатый день после июльских календ, мы принялись молча скорбеть, ибо стало ясно, что этот обман был заранее задуман по злому умыслу, чтобы уготовить нам в будущем гонения; и мы решили ответить послу следующим образом: "Если дела обстоят так, что ты требуешь от нас принять эти опасные условия, то наша церковь не обрадуется избранию епископа. Ею руководит Христос, и только его воля должна быть исполнена". Однако, посол оставил эти слова без внимания. Тогда и народ, который при этом присутствовал, вспыхнул от возмущения, и шум толпы стал непереносим, посол же никакими средствами не мог заставить ее умолкнуть.
(II,3) Итак, был избран епископ Евгений, муж святой и любезный Богу, и от этого была великая радость и Церковь Божия преисполнилась ликования. Так как большинство католиков возмущалось владычеством варваров, от понтифика было дано им указание: пусть же большое число юношей и молодых девушек соберется вместе и да возрадуются они сообща, свидетельствуя о свершившемся, ибо никогда еще не видели они епископа, восседающего на престоле. Со своей же стороны тот Божий избранник епископ Евгений, обратился к благим трудам и через это заслужил похвалу и уважение даже от тех, кто были его противниками, и, таким образом снискавший всеобщую любовь, он, если бы это было возможно, с радостью пожертвовал своей жизнью ради людей. И даже иные из наиболее упорствующих еретиков через него сподобились прийти к Богу, так что было видно, какие невероятные усилия он прилагает, чтобы там, где церковь полностью заняли варвары, они узнали: не одни деньги составляют богатство церкви. Ибо, если кому-нибудь будут дарованы свыше упование на Бога, любовь и вера, тот уже не сможет отринуть эти дары. Деньги же никогда не переставали ему жертвовать, исключая разве лишь то время, когда солнце уже завершало дневной путь и в свой черед уступало место ночной тьме. Себе он оставлял не сколько желал, но чтобы только хватало на день, Богу же нашему он постоянно, изо дня в день, уделял все самое лучшее и наиболее ценное. И когда слава его стала велика и разнеслась повсюду, епископов-ариан начала снедать мучительная зависть, они стали неотступно преследовать его клеветою, и особенно епископ Кирила. Что же дальше? Царю внушали, чтобы он не только лишил епископа Евгения трона, но и запретил ему привлекать к себе словом Божий народ; поэтому царь повелел: если епископ увидит входящих в церковь мужчин или женщин, по виду варваров, чтобы не допускал их. Он же ответил на это как подобало: "Дом Божий открыт для всех, никто не может запретить входить в него"; в основном же огромное большинство тех, кто входил в церковь, по виду составляли наши католики, потому что они служили в царском доме.
(II,4) Царь же, когда получил от Божьего избранника такой ответ, велел поставить в воротах церкви пращников. Они же, видя входящих женщину или мужчину, по облику принадлежащих к их племени, тотчас же метали им в головы небольшие зазубренные колья, и эти снаряды, задерживаясь в волосах, жестоко ранили и срывали всю кожу с головы вместе с волосами. Некоторые, пока это происходило, сразу лишились зрения, другие же скончались от самой боли. Женщины, после этого наказания лишившиеся волос на голове, как было объявлено через глашатая, должны были быть проведены по улицам на обозрение всего города. И те, кто терпеливо перенесли все, получили через это великое благо. Большинство их мы приняли, не допустили тогда лишь тех, которые, все же устрашенные мучениями, отступили от истинного пути. Однако, подобными мерами царь бессилен был сокрушить оплот веры, и тогда он распорядился, чтобы люди, исповедующие нашу религию, не могли получить в его дворце ни пропитания, ни обычной службы. К этим лишениям он прибавил еще и другие, заставив их заниматься изнурительным крестьянским трудом. Он отправил благородных и непривычных к тяжелой работе мужей в Утиценскую область, чтобы они из года в год под зноем палящего солнца снимали жатву; они же отправились туда с весельем в сердце и радовались в Господе. Среди их дружеского сообщества был один, имевший высохшую руку, и в течение многих лет он не получил от царя никаких послаблений. И хотя он не был в состоянии исполнять свою работу как должно, было приказано принуждать его к труду еще более жестокими мерами. Но когда его привели на место и все его товарищи стали сокрушенно и истово молиться о его защите, по милости Божьей иссохшаяся рука того христианина исцелилась и стала невредимой. И с этих вот событий берут начало страдания и тревоги, выпавшие на долю христиан от Гунирика.
(II,5) Случилось так, что Гунирик, уже давно ставший во всем проявлять медлительность, пожелал, чтобы после его смерти царем стал кто-либо из его сыновей; этому однако не суждено было случиться, оттого он начал жестоко преследовать сыновей своего брата Теодерика, равно как и сыновей Гентона, также его брата. И из них он не пощадил бы никого, если бы смерть не распорядилась по-своему, вопреки его воле. Вначале, решив, что жена его брата Теодерика женщина хитрая (а я убежден, что не случайно ее муж или старший сын, известный как человек мудрый и рассудительный, заключил прочный союз против тирана), он приказал убить ее мечом, взяв на себя еще один грех. После того, как она была убита и тот старший сын завершил свое образование, в соответствии с благоприятным для него решением Гейзерика, как старший из всех, он, имея преимущественное право перед прочими внуками, должен был со временем стать царем. Гунирик же начал поступать еще более ужасно, чем кто-либо до него. В присутствии большой толпы в центре города, перед рядами собравшихся на улице, он повелел сжечь на костре епископа своей веры, по имени Юкунд, которого они называли патриархом, из-за того, что тот с величайшим почтением был принят в доме брата царя Теодерика, хотя царская семья пыталась защитить славного епископа добрым о нем суждением. И нам было заранее уготовано в будущем стать свидетелями этого вероломного и бесчестного преступления, мы же со своей стороны говорили один другому: "Если уж со своим епископом поступает столь жестоко, как же тогда он намерен покарать нас и других людей нашей веры?" В это время и старшего сына Гентона, по имени Годаг, вместе с женой, дав им с собой в утешение раба и рабыню, царь отправил в суровое изгнание брата же Теодерика, после убийства жены и сына, нищего и покинутого, также сослал; после своей смерти тот оставил младенца сына и двух взрослых дочерей, которых Гунирик, посадив на ослов, чтобы унизить их, отослал далеко, прочь от себя. Кроме того, многих благородных комитов из своего племени царь преследовал лживыми обвинениями из-за того, что они поддерживали его брата, и одних он велел сжечь, другим перерезать горло, подражая в этом поступкам своего отца Гейзерика, некогда приказавшего бросить жену своего брата, связанную и с камнем на шее, в печально известную реку Ансага, что в Циртензии, а после убийства матери истребил также и сыновей. Умирая же, отец Гейзерик взял с сына клятвенное обещание покарать еще многих, которых этот безбожник и осквернитель таинств замучил различными пытками и кознями. Так однажды Хельдику, которого его отец сделал наместником провинции, уже старого и одряхлевшего, он велел предать позорной смерти, отрубив ему голову, жену же его и другую женщину, по имени Теухария, сжег в центре города. Их тела он приказал протащить через улицы и площади, и целый день они оставались без погребения, пока к вечеру его епископы насилу вымолили у него разрешение предать их останки земле. Гамута, брата Хельдики, Гунирик не смог убить, так как тот нашел убежище в их церкви; однако царь заключил его в отвратительном и ужасном месте, где тот несчастный вынужден был прожить долгое время. Вслед за этим он приговорил неких козопаса и крестьянина к рытью ям для последующей посадки винограда; они должны были исполнять это двенадцать лет в течение определенных месяцев, при этом их безжалостно подгоняли бичами, воды им давали, чтобы только они не умерли, а из еды - простой хлеб. Но они стойко переносили все это в продолжение пяти и более лет; за столь жестокие испытания их ждала награда в жизни вечной, ибо были они католики и приняли эти муки за свою веру. Мы же не смогли умолчать об этом, потому что преступления царя, даже по отношению к своим соплеменникам, ни в коем случае не должны остаться скрытыми, ибо он епископа своего Юкунда, о котором мы сообщали ранее, не единственного предал огню, но кроме того множество пресвитеров и диаконов своих, также из ариан, приказал сжечь или бросить на растерзание диким зверям.
(II,6) Итак, Гунирик, избавившись за короткое время от всех, кого он страшился, укрепив свое положение и, как он рассчитывал, царство, существовавшее недолго и бывшее непрочным, совершенно успокоенный и свободный от других забот, теперь со всем своим оружием ополчился на католическую церковь, словно рычащий от ярости лев. В период же, предшествующий гонениям, были явлены многие видения и знамения, возвещающие о предстоящих бедствиях. Действительно, они случались весьма часто в предшествующее двухлетие; так, некто видел церковь Фауста, сияющую в обычном своем убранстве, свечи горели и алтарные покровы рдели в свете факелов, и когда он радовался этому блеску славы, внезапно, как он утверждал, тот, столь желанный свет угас, сияние поглотила тьма и дьявол дохнул зловонием; толпы праведников бросились прочь, изгоняемые вдруг появившимися эфиопами, и свидетель этого знамения не- престанно сокрушался, что ему уже не дано будет вновь увидеть прежнее величие церкви. Об этом видении он рассказал в нашем присутствии святому Евгению. Некий пресвитер видел ту же цер- ковь Фауста, переполненную бесчисленными толпами людей, как вдруг она немного опустела и сразу вновь наполнилась мно- жеством свиней и коз. Также другой видел поле пшеницы, под- готовленной к отсеву, веяльщики же пока не получили распоря- жение отделять зерна от мякины. И когда, наконец, было разрешено провеивать огромные массы зерна, тот был поражен его количеством, вдруг разразилась ужасная буря, и внезапный сильный порыв ветра поднял в воздух тучи песка; его сила унесла всю солому, оставив одни только зерна. После этого пришел некий человек, высокий и прекрасный лицом, одетый в пышные, сияющие одежды, и он начал бросать очищенные зерна на землю, отделяя плохие от пригодных для изготовления отменной пшеничной муки. И он долго, с огромным трудом разбирал эти горы пшеницы, однако те, которые он оценил как отличные и сложил в отдельную кучу, составили лишь ничтожную часть. Также и другой рассказывал: "Некто, очень высокий стоял на вершине горы, которая зовется Зиквенской, и кричал во все стороны: уходите, уходите". Другой услышал громовые раскаты и увидел как небо покрыли серные тучи, из которых изверглись огромные камни: пока эти камни падали на землю, они сильно раскалялись и горели неистовым пламенем, если же они попадали в дома, то сжигали их. Видевший все это уверял, что когда он сам укрылся в некоем покое, Божьей милостью, огонь не смог достичь его; и я думаю, что это пророческое знамение гласило: "Запри дверь свою и скрой все ничтожество свое, доколь не иссякнет гнев Божий". Также и почтенный епископ Павел видел дерево, до небес простершее свои цветущие ветви так, что тень от них покрыла чуть ли не всю Африку. И когда они любовались всем его величием и красотою, вдруг неожиданно, как он рассказывал, пришел злобный и неистовый человек, уперся затылком в мощный ствол у самых корней и силой своего напора с ужасным треском повалил то чудесное дерево на землю. Кроме того, и достославный епископ Квинтиан видел себя стоящим на вершине некой горы, с которой он наблюдал за бесчисленными стадами своих овец и в середине стад были два бурлящих горшка. Но пришли убийцы овец, и стали бросать их мясо в кипящие горшки; и все это происходило до тех пор, пока огромные стада не были истреблены. Я полагаю, что те два горшка означают два города - Сикку Венерию и Лариб, в которых впервые было собрано множество людей и откуда впервые пришла к нам гибель, или то были царь Гунирик и его епископ Кирила. Рассказывали и о многих других видениях, но не столь значительных, потому недостойных упоминания.
(II,7) Что же дальше? Вначале тиран издал жестокий указ, что никто не может служить в его дворце или принимать участие в государственных делах, если он не является арианином. Огромное число тех, кто, обладая непобедимой силой духа, предпочел оставить временную службу, но не отречься от веры, царь, предварительно лишив домов и всего достояния, изгнал на острова Сицилию и Сардинию. В это же время он поспешил распорядиться, чтобы по всей Африке имущество наших покойных епископов поступало в его личную казну; те же, кто мог им наследовать, вступали в свои права не раньше, чем царская казна получала от них пятьсот солидов. И дьявол прилагал все усилия к тому, чтобы этот замысел был выполнен, однако Хрис- тос благоволил разрушить его. Гунирику советовали его домочадцы, говоря: "Если это увеличит вашу долю, наши епископы, назначенные в области Трации и другие провинции, безропотно согласятся принять эти же условия". Вслед за тем, царь, приказав собрать в одном месте святых дев, направил вандалов вместе с повивальными бабками из их племени, чтобы подвергнуть монахинь унизительному осмотру, нарушая их особые права и оскорбляя честь и стыдливость, прежде всегда окруженных почтением. Чтобы подвергнуть их пытке огнем, праведниц безжалостно подвешивали, привязав к ногам тяжелый груз, а затем прикладывали им к спине, животу, груди и бокам раскаленные железные клинки. Царь же требовал от них, умоляющих о мило- сердии: "Сознайтесь, ибо вы грешили с вашими епископами и вашими священниками." Как мне стало известно, большинство их было замучено, те же, кто выжил, были сломлены и обезображены. Поистине, царь снискал себе ужасную славу, вступив на этот путь, и пошел он по нему совершенно открыто, как и все, что он делал, преследуя христиан. Но даже совершив подобное злодеяние, царь не мог придумать, не чаял еще более осквернить Христову церковь.
(II,8) Как я могу рассказать, не пролив реки слез, о том, что царь изгнал в пустыню епископов, пресвитеров, диаконов и других служителей церкви, общим числом 4966? Особенно тяжело пришлось тем, кто страдал подагрой, но и остальные на все по- следующие годы были лишены преходящих житейских благ. Среди них был блаженный Феликс, епископ Аббиританский, пребывающий в сане уже 44 года, он был разбит параличем, так что тело его утратило всякую чувствительность, а речь была невнятной. Мы понимали, что он не сможет ехать верхом, поэтому и мы, и приближенные царя умоляли его разрешить хотя бы этому епископу, находящемуся уже на смертном одре, остаться в Карфагене. Однако, пришедшему с этой просьбой тиран в ярости ответил: "Если он не может сидеть на лошади, запрягите диких быков и пусть они потрудятся, пока не доставят туда, куда я приказал". И вот так, против ожидания, мы в течение всего пути везли его на запряженном муле, как какое-то срубленное дерево.
(II,9) Все изгнанники были собраны в Сикценском и Ларен- ском городах и находились там, пока пришедшие мавры не за- брали их с собой и не отвели в пустыню. Неожиданно появились у них два комита и, замыслив недостойную хитрость, обратились к исповедникам Божьим со льстивыми речами. "Что же такое, - спросили они, - открылось вам, что вы столь непримиримы и совсем не повинуетесь нашему господину, ведь вы можете быть на виду у царя и в почете, если только поторопитесь исполнить его волю?" Но те остались непреклонны и воскликнули громким голосом: "Христиане мы, католики, свято верующие в триединство Бога," - тогда их заключение стало еще более строгим, а стража еще более многочисленной, но все же мы получили возможность входить и говорить нашим братьям слова утешения и творить Божественные таинства. Было там и множество маленьких детей, которые, видя религиозное рвение своих матерей, одни радовались, другие трепетали; одни в благоговении представляли себя святыми мучениками, другие стремились в лоно истинной веры, устрашенные гибелью вероотступников в водах потопа. Однако в то время никто из них еще не победил соблазны и плотские искушения, под бременем которых они склонялись до земли. Об этом тогда нам напомнила одна старая женщина, с которой у нас была в дороге короткая встреча. Когда мы пустились в путь вместе с сопровождающими и с Божьей помощью, то из-за солнечного зноя продвигались в основном только по ночам, и вот однажды мы заметили слабую женщину, несущую мешочек и какие-то одежды, на руках она держала единственного младенца и обратилась к нам со словами утешения: "Поспеши, Господь мой, ибо видишь Ты всех святых служителей Твоих, как они идут и торо- пятся с радостью навстречу испытаниям". Когда же мы восклик- нули, что не знаем, то ли она блудница, то ли праведница и угодна Христу, женщина ответила: "Благословите, благословите и молитесь за меня и за этого ребенка, моего маленького внука, ибо, хоть я и грешница, но некогда все знали меня как дочь епископа Зуританского". Тогда мы спросили: "Почему ты находишься в столь неподобающем месте, или ты проделала столь долгий путь и явилась сюда, чтобы показать нам ребенка?" Она ответила: "С этим младенцем ничтожная раба ваша направляется в изгнание, и нам не дойти одним потому, что он ненавистен своим врагам и, вероятно, в пути будет предан смерти". Когда мы услышали эти слова, глаза наши наполнились слезами и не- чего было нам сказать ей, кроме как: на все воля Божья.
(II,10) И когда враг рода человеческого, уже однажды ска- завший: "Я получу свою долю овец, наполню душу мою, истреблю их мечом моим и наложу на них руку мою," - не смог ничего до- биться, он отыскал удаленные и отвратительные места и заточил в них слуг Божьих. Кроме того, друзьям было запрещено посещать их и приносить слова утешения: у дверей была поставлена стража, и сами они жестоко страдали; затем слуги Христовы были брошены в еще более тесное узилище, как полчища саранчи или, точнее говоря, как драгоценнейшие пшеничные зерна. При таком скоплении людей у них не было никакой возможности выделить место для отправления естественных нужд; и они вынуждены были удовлетворять свои телесные потребности там же, где находились, так что ужасное зловоние вскоре стало для них худшим из всех наказаний. По этой причине, в конце концов, маврам было сделано приношение огромной ценности, чтобы, как только вандалы уснут, мы могли тайно войти к заключенным. Войдя, мы начали погружаться до самых колен словно в илистую трясину, и, видя себя в том положении, в каком некогда был Иеремия, говорили: кто рожден носить роскошные одежды, не брезгует и своими нечистотами. Что же дальше? Подгоняемые к выходу несущимися со всех сторон криками мавров, мы каждую минуту готовились к тому, что нас схватят.
(II,11) Вот так, выйдя в воскресный день, с ног до голо- вы покрытые грязью, в нечистых одеждах, кроме того, безжа- лостно подгоняемые маврами, мы, тем не менее, с ликованием вознесли хвалу Богу и пропели торжественный гимн: се есть слава Господня и всех святых его. Тогда же к нам пришел блаженный понтифик Киприан, епископ Унизибиренский, великий утешитель, который каждого согрел добротою и отеческой любовью, при этом, конечно же, были пролиты реки слез, он был готов и душу свою и всего себя добровольно отдать за братьев, как только Господь соизволит послать ему эти испытания; все, что имел, он отдал неимущим братьям и оплатил все необходимые тогда расходы, ибо стремился любыми путями соединить верных слуг Христовых, сам же душою был тверд и совершенен, как и подобает истинному христианину. Впоследствии он также отпра- вился в изгнание после многих страданий и опасностей тюрьмы, которые переносил, никогда не теряя бодрости духа. О том, сколь великое множество людей из разных областей и городов пустилось в путь, чтобы посетить мучеников Божьих, свидетельствовали и большие дороги, и узкие тропы; они никак не могли вместить все количество идущих, и несметные толпы праведников, пробираясь через вершины гор и лесные чащи, стекались, неся в руках восковые свечи; своих младенцев они клали к ногам мучеников и так восклицали в скорби: "На кого же вы оставили нас, несчастных, чтобы следовать вам и мученическим венцам? Кто же будет крестить вот этих детей водою вечного источника? Кто ниспошлет нам радость раскаяния и примирения и дарует прощение, сняв тем самым тяжкое бремя наших грехов? Ибо сказано вами: всякий, кому вы дадите покаяние на земле, безгрешным отправится на небо. Кто отслужит для нас торжест- венные молебны при погребении усопших? Кем будут исполнены как должно необходимые священные обряды? Значит, такова воля Господа, и нет нам иного пути, как идти с вами, ибо нет такой силы, которая могла бы разлучить сыновей и отцов". Но несмотря на все их мольбы и слезы, ни одному из утешителей не было позволено прийти к ним; кроме того, продвижение большинства людей было ограничено, так что они нашли вынужденное пристанище там, где созрела конопля. Когда старики, да и многие другие, даже цветущие юноши сильно ослабли, их начали бить камнями и заостренными кольями, чтобы заставить уйти, отчего многие обессиленные претерпели ужасные муки.
(II,12) После этого было приказано маврам, чтобы тех свя- щеннослужителей-католиков, которые уже сами не могли идти, привязав за ноги как трупы мертвых животных, тащили через дикие и усеянные острыми камнями места, где вначале одежды, а затем и все части тела разрывались в клочья, и, так как их головы разбивались об острые выступы камней, а тела были растерзаны, очевидно, что пока их волокли подобным образом, несчастные испускали дух. Число их мы никак не могли сосчитать, столь многие были замучены; царь же, не скрыв постыдной радости, приказал дешево, на общественный счет похоронить святых вдоль всей дороги, о чем свидетельствуют могильные холмы. Оставшиеся, более покорные, отправились в пустынные области, где им в качестве пищи был выдан ячмень, чтобы они, кроме то- го, кормили своих вьючных животных. Там же, говорят, во мно- жестве водились скорпионы и другие опасные твари, хотя несве- дущим это может показаться невероятным, так что все изгнанни- ки могли в одночасье отправиться на тот свет, приняв смерть от яда; однако, как передают, в тот раз никто не пострадал от укуса скорпиона. Утверждают, что их гибельная свирепость ни в прошлом, ни в наши дни, благодаря защите Христа, не может причинить вред никому из его слуг. Пребывая в тех местах, они вначале кормились ячменными зернами, затем у них было отнято и это; как будто бы Господь, посылавший некогда предкам манну небесную, не мог ныне утолить голод своих служителей, подвергнутых столь суровому изгнанию.
(II,13) Царь задумал подвергнуть Божью Церковь еще более жестоким гонениям, чтобы, отсекая отдельные части, постепенно уничтожить всю общину. В день Вознесения Господня он повелел направить Регина, легата императора Зенона, в главную церковь, чтобы тот лично прочел епископу Евгению указ следующего содержания, после чего он должен был быть разослан конными глашатаями по всей Африке: "Гунирик, царь вандалов и аланов, всем католическим еписко- пам. Не единожды, но многократно был наложен запрет на то, чтобы ваши священники проводили богослужения в общинах ванда- лов и своими проповедями развращали христианские души. Одна- ко, пренебрегая этим обстоятельством, нашлись многие, вопреки запрету посланные проповедовать в собрания вандалов, присвоив себе при этом безраздельное право быть хранителями истинной христианской веры. Мы же не желаем допустить распространения соблазнов в провинциях, досташихся нам от Господа, поэтому узнайте о решении, внушенном нам промыслом Божиим и принятом по совету наших святых епископов: ко дню Февральских Календ, в ближайшем будущем, вы все, ни в коем случае не пытаясь из страха уклониться, должны прибыть в Карфаген, где высможете обсудить все спорные вопросы веры с нашими почтенными епископами и принять совместное решение о католической вере, которую вы защищаете, в особенности же о святом писании, чтобы каждый тогда мог узнать, истинную ли веру вы проповедуете. Содержание этого эдикта мы доводим до сведения всех твоих епископов, назначенных по всей Африке. Написано в XIII день до Июньских Календ, в седьмой год правления Гунирика".
(II,14) И вот мы собрались, услышав о царском указе, и как только прочли его, тотчас же сердца наши преисполнились скорби, а глаза покрылись тьмой, ибо стало нам ясно, что дни радости сменились днями скорбного плача и горестных воплей, так как смысл эдикта сулил нам ужас предстоящих гонений, в особенности то место эдикта, где царь сказал: "В провинциях наших, доставшихся нам от Бога, мы не желаем распространения соблазнов," - означало для нас: "Мы не желаем, чтобы в наших провинциях находились католики". Мы стали думать, как нам поступить. И никто не мог найти средства отвести близкую беду, если бы не разумный совет святого Евгения, предложившего нам, чтобы смягчить сердце варвара, отправить ему письмо такого содержания:
"Сколько раз уже обсуждался вопрос о душе и жизни вечной, а также христианской вере, и всякий раз, без опасений, цар- ская предусмотрительность разрешала эти споры и, как того требует необходимость, вновь готова подать совет. Не так давно царь своей властью через писца Витарита удостоил мою скромную особу внимания и в своем послании, прочитанном в церкви в присутствии клира и простого народа, напомнил нам о важности религии и веры. Как только нам стало известно содержание послания, мы поспешили подобным же образом довести до сведения всех наших епископов предписание царя о том, что в назначенный день должно состояться обсуждение вопросов веры; мы советовали принять это с должным почтением. Однако, уведомление писца внушило мне также и опасение, ибо необходимо сде- лать соучастниками обсуждения также жителей всех заморских областей, которые одной с нами веры и принимают христианское причастие, заручиться их согласием, так как повсюду повинуют- ся они власти Божьей; дело это в большей степени касается всего мира, нежели одних только африканских провинций. И поэтому я надеюсь получить второе послание с рассмотрением моего предложения, при этом я с полным основанием смиренно уповаю на твое благородство, чтобы ты соизволил передать милостивому и снисходительному царю мое важное предложение, чтобы он проявил к нам снисходительность, узнав, что мы справедливую его заботу с Божьей помощью никоим образом не отклоняем и не избегаем, но без общего согласия не должно нам присваивать себе право обсуждать вопросы веры. Мы надеемся, что царь соизволит признать нашу правоту, ибо столь велика слава о его милосердии, справедливости и мудрости. Написано Евгением, епископом католической церкви Карфагена".
(II,15) Но когда это предложение блаженного Евгения было получено, царь, распалясь гневом, досадуя на чрезмерную труд- ность предстоящих действий, через Обада, наместника царской области, так велел ответить святому мужу, епископу Евгению: "Сделай меня таким властителем, чтобы весь мир оказался под моей властью, и я сделаю, о Евгений, как ты говоришь". На это блаженный Евгений ответил как мог: "Нет способа, - сказал он, - выполнить то, что ты требуешь: точно также, как невозможно заставить человека переноситься и ле- тать по воздуху, ибо это свойство не в природе человеческой. Я же сказал: если нашу веру, которая едина и истинна, он, своей царской властью требует подвергнуть исследованию, то посылает к друзьям своим; со своей стороны и я пишу братьям моим, чтобы пришли епископы мои и смогли доказать и вашим и нашим, что вера у нас общая и подчиняемся мы Римской церкви, которая есть глава всех церквей".
На это Обад спросил: "Следовательно, ты и владыка мой царь придерживаетесь единого мнения?" Епископ Евгений ответил: "Я рассуждаю не так, как царь, но сказал: если он желает подвергнуть исследованию истинную веру, то пишет друзьям своим, чтобы они обратили наших католических епископов, я же пишу моим епископам, ибо возможно лишь одно толкование католической веры". Евгений поступил так не потому, что не было в Африке священников, способных изобличить козни своих недругов, но зная, что, если бы обсуждение состоялось, вероотступники обрели бы еще большую уверенность и независимость от влияния католических священнослужителей, а также, чтобы еще больше притеснить, распространили о нас клевету среди всех стран и народов.
(II,16) Между тем, царь замышлял хитрости и, не желая слушать разумных доводов и множества возражений, приводимых ему некоторыми учеными епископами, он преследовал католиков различными злобными выходками. Так, он без жалости приказал подвергнуть находящегося в изгнании Секундия, епископа Виби-+ аненского, 150 палочным ударам, и таким же образом велел по- ступить с Президием, епископом Суфетуленским, мужем весьма острого ума. Тогда же он распорядился наказать палками почтен- ных Мансвета, Германа, Фускула и многих других епископов. Когда это было исполнено, царь приказал, чтобы с теми, кто исповедует нашу религию, никто не имел общих трапез и вообще не смел принимать пищу вместе с католиками. Этим распоряжением он, однако, не себе оказал услугу, но нам принес огромную пользу. Ибо, по словам апостола, как рак имеет обыкновение продвигаться мало-помалу, так и частые совместные трапезы, из-за ведущихся в их продолжении разговоров, могут осквернить пищу, и, когда апостол сказал это, никто из нас не стал совершать трапезы вместе с нечестивцами.
(II,17) И когда во всю мощь разгорелся пожар гонений и раздраженный царь пылал ненавистью, Господь наш явил некое чудо верному своему рабу Евгению, о чем я обязан теперь поведать. Жил в том городе, а именно Карфагене, некий слепой, которого мы заметили среди народа, по имени Феликс. Однажды ему явился Господь, и чудо богоявления озарило для него ночь ясным дневным светом, и было слепому сказано: "Встань, иди к рабу моему, епископу Евгению, и скажи ему, зачем я послал тебя к нему. И в тот час, когда он освятит воду, которой крестят обращенных в святую веру, и омоет ею твои глаза, они откроются и ты узришь свет". Слепой был ободрен этим видением, однако, поразмыслив про себя, решил, что, как обычно, обманут игрой воображения и не захотел идти; но стоило ему опять по- грузиться в сон, как он вновь получил настойчивое повеление отправиться к Евгению. Когда же он в третий раз пренебрег видением, немедленно был оглушен громовым голосом. Несчастный вскочил и, как обычно протянув перед собой руку, быстро, как только мог, отправился в базилику Фауста; придя, он молился, обливаясь слезами, и просил некоего диакона, чтобы тот позвал епископа, уверяя, что хочет поведать ему нечто секретное на едине. Услышав об этом, епископ велел человеку войти; в это время прихожане уже пели, и полночные песнопения, внушая великую радость, разносились по всей церкви. Слепой объяснил подошедшим к нему причину своего посещения и сказал еписко- пу: "Я не отпущу тебя прежде, чем, как велено тебе Господом, ты не откроешь мне глаза мои". На это святой Евгений сказал ему: "Оставь меня, брат; ибо я, недостойный грешник, повинен более всех других людей и остаюсь таковым по сей день". Тот же, однако, обнял его колени и не произнес ничего, кроме того, что уже говорил: "Как велено тебе, открой мне глаза мои". Тогда у Евгения появилась робкая надежда, и, так как пришло время, он направился вместе с помогающими ему во время службы священниками к чаше со святой водой. Там он с глубокой скорбью преклонил колени и, сотрясаемый рыданиями, воззвал к небу, а затем освятил подернувшуюся зыбью воду в чаше; и ког- да он, завершив молитву, поднялся с колен, то так ответил слепцу: "Я уже сказал тебе, брат Феликс, что сам я всего лишь грешный человек; но тот, кто удостоил посетить тебя, воздаст тебе вдвойне за твою веру и откроет глаза твои". И лишь только он осенил крестным знамением его глаза, тотчас, милостью Божьей, слепой вновь обрел зрение. Епископ удерживал его подле себя до тех пор, пока все не были окрещены, так как опасался, как бы свершившееся чудо не побудило народ причинить вред человеку, которому он возвратил свет. Вскоре случившееся стало известно всей церкви. Бывший слепой, как принято, про- шел к алтарю с Евгением, чтобы принести Господу дар за свое исцеление; епископ принял его и возложил на алтарь. И тогда народ, охваченный ликованием, разразился радостными возгласами. Тотчас эта новость стала известна тирану; Феликс был схвачен и допрошен: вправду ли он прозрел и каким образом к нему вернулось зрение. Он рассказал им все по порядку, и епископы-ариане заявили: "Евгений сделал это с помощью колдовства". И так как они были смущены и не могли отрицать очевидное, а также потому, что Феликс стал знаменит и известен во всем городе, они вознамерились, если представится возможность, погубить его, подобно тому, как Иудеи жаждали убить воскресшего Лазаря.
(II,18) Между тем, подошел срок, который злонамеренный властитель назначил на дни Февральских Календ. Не только со всей Африки, но даже и со многих островов, собрались еписко- пы, исполненные скорби и уныния. Ибо в течение долгого вре- мени царило спокойствие, и вот царь призвал опытных и ученей- ших мужей, чтобы погубить их лживыми наветами. Одного из их достойного сонма, по имени Лет, деятельного и образованней- шего мужа, царь, после долгих лет сурового тюремного заточе- ния, приказал сжечь на костре, желая этим примером вселить страх в остальных и сломить их.
Однако, вернемся к обсуждению спорных вопросов веры, в место, куда прибыли противники. Стремясь избежать наших возму- щенных возгласов, ариане не случайно говорили впоследствии, что их подавляло множество наших сторонников, католики же избрали десятерых, чтобы те представляли общее мнение. Кирила поставил для себя и своих приспешников на высоком месте великолепнейший трон, католики же стояли рядом, и сказали наши епископы: "Всегда приятно такое обсуждение, где нет места заносчивой гордыне, но исходя из общего мнения, чтобы представители узнали мнение друг друга и отношения были улажены; вот что действительно должно решить: кто ныне будет защитником, а кто испытующим, чтобы извлеченные весы правосудия или укрепили добро, или изобличили ложь?" И когда эти и другие слова были признесены, писец царя заявил: "Патриарх Кирила сказал нечто, заслуживающее внимания". Наши епископы, обвиняя его в том, что он из тщеславия незаконно присвоил себе звание патриарха, сказали: "Поручено нам узнать, кто позволил Кириле именовать себя этим титулом". Из-за этого наши противники подняли шум и стали злословить. И так как наши посланцы требовали, коль скоро большинству скромных людей не позволено участвовать в обсуждении, чтобы им, по крайней мере, разрешили присутствовать, - было приказано всех детей католической церкви избить палками. Тогда вскричал блаженный Евгений: "Видит Бог, какие муки мы терпим, и ведает скорбь гонений, которую мы испытываем по вине наших преследователей". Наши епископы обратились к Кириле и сказали: "Представь нам свои доказательства". Кирила ответил: "Я не знаю латыни". Наши епископы возразили: "Мы напомним тебе, что ты, несомненно, всегда мог вести разговор на латыни; и не должен уклоняться от ответа подобным образом, тем более, что именно ты раздул пламя этого пожара". Тогда, видя, что католические епископы хорошо подготовились к обсуждению, он различными словесными ухищрениями полностью уклонился от слушания. Наши же представители, предвидя это заранее, составили книгу о католической вере, которую написали надлежащим образом и достаточно полно, говоря: "Если вы соизволите изучить нашу веру, то найдете здесь истину, которой мы обладаем".
Вступление и перевод с латинского Валентины Дорофеевой