РАЙНЕР-МАРИЯ РИЛЬКЕ - АЛЕКСАНДР ДАВЫДОВ
СТИХИ
К ак известно, Рильке написал несколько стихотворений по-русски. Русский он знал плохо. И все же сквозь невнятицу чужого языка пробивается могучее поэтическое дыхание. Было бы обидно, если бы эти стихи были потеряны для русской поэзии. Вот я и попытался, считая тексты Рильке как бы подстрочниками, перевести их с "русского на русский". Разумеется, строго соблюдая ритм и рифмовку. Двойное авторство, надеюсь, не прозвучит горделиво. Подписывают же музыкальные вариации на великие темы - Бах-Сеговия или, к примеру, Бизе-Щедрин. Более самоуверенно было бы приписать получившиеся стихи одному Рильке.
Александр Давыдов
ПОЖАР
Белый домик смежил веки.
Отправляюсь на телеге
в путь ночной, Бог весть куда.
Дремлет домик опустевший.
Сад не спит, зашелестевший
травами после дождя.
Глядя в темь полночной нивы,
возчик гнал во весь опор.
Между нами молчаливый
завязался разговор.
Вдруг он смолк: горели дали -
загорелся край небес...
Парень думал: "Кто же здесь
нас оборонит от зла?"
С ним ответа ожидала,
в небо вперившись, земля.
УТРО
Когда порой рассветной пред тобой
алеют роз цветущие кусты,
то словно рядом - небо голубое,
и твои помыслы чисты
Как на рассвете мирозданья,
выходим в мир из Божьей длани,
где мы дремали до поры, -
неважно сколько лет промчало
теперь мы жизнь начнем сначала,
приемля все ее дары.
Что впереди? Оставь гаданья.
Я верю, что не увяданье,
что даже гибель не конец.
Какого ждешь еще ответа?
Да будут ночи полны лета,
а дни - пронзительного света.
И мы живем, и жив Творец.
ЛИЦО
Когда бы я родился простецом,
ходил бы я тогда с пустым лицом:
покойны были бы мои черты,
не выражая вечной маяты
сомнений...
Тогда в моих руках бы, а не в нем
жила любовь, взлелеянная мною,
но руки заняты работой днем
и сложены в мольбе порой ночною.
Никто не ведал бы каков же я,
а я бы все старел, себя тая,
пока б, как пригнетенная волною,
на грудь не пала голова моя.
Предчувствуя, что близок миг разлуки,
я, словно книгу, развернул бы руки,
провел бы ими по щекам и лбу...
Когда бы я потом лежал в гробу,
по моему лицу узнали б внуки
каким я был... Но все же и тогда,
на нем застыли б радости и муки
моих страстей огромнее куда -
то проступил бы вечный лик труда.
СТАРИК
Живу в полях, к избе своей привык
и к одиночеству; его дыханье
задует грусть, как ласковая няня
уймет дитя проснувшегося крик.
Забравшись на лежак, дремал старик
и вспоминал о том, чего уж нет, -
он мог стихи слагать бы, как поэт,
но все молчит, Господь ему прости.
До губ от сердца не сыскать пути -
он долог и дорога не легка...
Красавице-любви в груди века
плутать среди пространств ее, пока
поймет, что цель, как прежде далека
и не найти исхода никогда, -
в мир уходя, срывалась с языка
лишь скудных слов унылая чреда.
* * *
Я так устал от скуки вялых дней,
безветренная ночь души моей
становится все глуше и темней.
Встарь пело сердце, словно соловей,
но вдруг пресекся голос, и тогда
моим реченьем стала немота, -
она растет в ночи, как страх,
она звучит последним "ах!"
забытого умершего ребенка.
* * *
Я одинок, ведь никому не ведом
язык молчанья - дней печальных глас,
и неовеянное вольным ветром,
туманно поднебесье моих глаз.
За окнами бурлит ненужный мне
бескрайний день, а где-то в стороне
томится великан. Неужто - я?
Чего я жду? И где душа моя?